Глава Ⅵ

Отступление русских  армий: 1-й Западной к Дриссе и 2-й Западной к Несвижу

Состав и расположение русских армий на западных границах Империи. — Состав Большой Наполеоновой армии. — План действий Наполеона.— Движение неприятельских войск к русским границам. — Переправа Наполеона через Неман и наступление к Вильно. — Приказ по русским войскам и письмо Государя к графу Салтыкову. — Поручение Балашёву. — Барклай де-Толли. — Отступление русских войск к Свенцяам и Вилькомиру. — Наполеон в Вильне. — Разговор Наполеона с Балашёвым. — Меры Наполеона для разобщения русских армий. — Дело при Девельтове. — Отступление Дорохова, Крейца, Дохтурова. — Отступление 1-й Западной армии от Свенцян к Дриссе. — Дело при Кочергишках.— Вступление 1-й армии в лагерь при Дриссе. — Современное направление неприятельских войск. — Князь Багратион. — Действия 2-й Западной армии. — Движение Багратиона к Слониму, а Платова к Лиде. — Движение Багратионa к Николаеву и Несвижу, Платова на Ивие, а Дорохова на Камень, также к Несвижу.— Дела при Мире. — Действия короля Иеронима и отбытие его из армии.

Карта главных движений российской и французской армий. 1812 г.

Перед открытием войны 1812 года, войска наши и весь народ русский уверены были, что мы будем действовать наступательно. Мысль о допущении неприятеля в пределы русского царства не могла найти места в понятиях нашего народа: со времени нашествия Карл ⅩⅡ уже более ста лет русские области не оглашались звуками брани: против Фридриха Великого мы сражались в его владениях; против Наполеона — во владениях наших союзников. Несмотря на неудачное окончание последних наших войн против Франции, pyccкиe воины, наряду с Аустерлицем и Фридландом, вспоминали с гордостью Кремс, Голлабрунн, Чарново, Пултуск, Эйлау и Гейльсберг. И потому неудивительно, что многие из деятелей в этих боях, и в числе их приобретшие знаменитость Багратион и Бенигсен, убеждены были в необходимости наступательных действий. Друие, более знакомые с положительными данными об относительных силах России и Франции, полагали, что вернейшими средствами к сокрушению врага, решавшего участь войн быстрыми и отважными действиями, были: отступление во внутрь страны, уклонение от генеральных сражений и постепенное истощение противника малою войною. В числе поборников этого способа действий — как мы уже имели случай сказать — был и военный министр Барклай де-Толли, по самому свойству исполняемых им обязанностей знавший совершенно военные силы и средства России. Но ни он, ни кто-либо другой не отваживались подать голос о необходимости отступления от границ или, говоря другими словами, о необходимости пожертвовать несколькими областями для спасения государства. Всякий, изъявивший в то время подобное мнение, был бы сочтён изменником, и потому Барклаю не оставалось ничего более, как скрывать от всех, и даже от старших наших генералов, необходимость отступления. От этого произошла какая-то нерешительность, какое-то колебание во всех наших первоначальных военных распоряжениях, и в особенности до отступления русских войск от Вильно. Нельзя не заметить также, что причинами такого колебания могли быть, кроме того, принятие на первый раз Фулева плана действий, несовместимого с убеждениями Барклая, и весьма растянутое расположение наших войск, не позволявшее ни быстрого сосредоточения их, ни точного исполнения приказаний, получаемых из главной квартиры.

Мы уже заметили, при изложении первоначального плана действий русских войск, что причиною растянутости их расположения было неимение верных сведений о намерениях неприятеля. Наполеон, распустив ложные  слухи, успел убедить нас, будто бы главные силы его сосредоточены были в герцогстве варшавском  и что Австрия готовилась устремить против нас из Галиции значительную армию. Это заставило  нас разобщить силы на три отдельные части: 1-ю Западную армию, 2-ю  Западную армию и 3-ю Резервную Обсервационную армию следующего состава:

Расписание 1-й Западной армии под начальством военного министра, генерала от инфантерии Барклая де-Толли

Вообще же 1-я западная армия состояла из 149-ти батальонов, 132-х эскадронов, 18-ти казачьих полков, 49-ти артиллерийских рот (16 батарейных двенадцати-орудийного состава, 22 лёгких, частью двенадцати, частью десяти-орудийного состава, и 11 конных, каждая в 12 орудий, кроме гвардейских батарей, в которых было по 8-ми орудий), 2-х пионерных и 2-х понтонных рот (остальные две понтонные роты были обращены на составление подвижных магазинов при первой apмии (Высочайшее повеление военному министру от 28 июня)). Во всех этих войсках состояло, по показанию Бутурлина и Михайловского-Данилевского, 127 тысяч, а по показанию принца Евгения Виртембергского и Толя, не  более   110-ти  тысяч человек с 558-ю орудиями (в рапорте о состоянии войск 1-й Западной армии июля 2-го 1812 года, за подписью исправлявшего должность дежурного генерала, полковника Ставракова, показано число войск 1-й армии без 3-го резервного кавалерийского корпуса 106,111 человек).

Расписание 2-й Западной армии под начальством генерала-от-инфантерии князя Багратиона

Вообще же 2-я Западная армия состояла из 46-ти батальонов, 52-х эскадронов, 9-ти казачьих полков, 18-ти артиллерийских рот, одной понтонной и одной пионерной роты. Кроме того, должна была присоединиться находившаяся в походе из Москвы 27-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Неверовского в составе 12-ти батальонов. Число войск 2-й армии, за исключением ещё не прибывшей 27-й дивизии, простиралось до 37-ми тысяч, а вместе с действующими батальонами этой дивизии —до 45-ти тысяч человек с 216-ю орудиями.

Расписание 3-й резервной обсервационной армии  под начальством генерала-от-кавалерии графа Тормасова

Вообще же 3-я резервная обсервационная армия состояла из 54-х батальонов, 76-ти эскадронов, 9-ти казачьих полков и 14-ти артиллерийских рот, в числе 46-ти тысяч человек с 164-мя орудиями.

Следовательно — число русских войск, расположенных на западных границах, простиралось, вместе с казаками, до 193-х тысяч человек, а без казаков было под ружьём регулярных вооружённых сил до 175-ти тысяч человек [1].

За этими войсками находились два резервных корпуса, составленные из запасных батальонов и эскадронов.

• 1-й резервный корпус генерал-лейтенанта барона Меллера-Закомелского, состоявший из 32-й пехотной дивизии генерал-майорa Гамена, 33-й пехотной дивизии генерал-майорa Уланова и 9-й кавалерийской дивизии генерал-майорa князя Репнина-Волконского.
• 2-й резервный корпус генерал-лейтенанта Эртеля из 34-й и 35-й пехотных и 10-й кавалерийской дивизий.

Оба этих корпуса, из коих 1-й имел корпусную квартиру в Торопце, а 2-й в Мозыре, изменялись в продолжение войны как в составе своём, так и в числе войск.

1-я армия генерала-от-инфантерии Барклая де-Толли 11 (23) июня, накануне открытия военных действий, расположена была по Неману между Россиеною и Лидою следующим образом (карта главных  движений российской и французской армий от начала войны до сражения при Смоленске):

• Главная квартира в Вильно.
• 1-й пехотный корпус генерал-лейтенанта графа Витгенштейна у Кейданы; отряд полковника Властова у Россиены; авангард 1-го корпуса под начальством генерал-майорa Кульнева у Юрбурга.
• 2-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Баггевута у Оржишек, где на реке Вилии был устроен мост на плотах командою гвардейского экипажа; авангард под начальством генерал-майорa Всеволожского у Янова.
• 3-й пехотный корпус генерал  лейтенанта Тучкова 1-го у Новых-Трок; авангард под начальством генерал-майорa князя Шаховского у Высокого-Двора.
• 4-й пехотный корпус генерал-адъютанта графа Шувалова у Олкеник; авангард под начальством генерал-майорa Дорохова у Оран.
• 6-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Дохтурова в Лиде; авангард его, состоявший из З-го резервного кавалерийского корпуса, под начальством генерал-майорa графа Палена у Лебиоды.
• 5-й пехотный (гвардейский) корпус Его императорского Высочества  Цесаревича Константина  Павловича в Свенцянах, 1-й резервный кавалерийский корпус генерал-адъютанта Уварова в Вилькомире и 2-й резервный кавалерийский генерал-адъютанта барона Корфа в Сморгонях составляли вторую линию расположения 1-й армии.
• Летучий корпус генерала Платова был выдвинут в Гродно.

2-я армия генерала-от-инфантерии князя Багратиона расположена была между Неманом и Бугом:

• Главная квартира в Волковиске.
• 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Раевского у Нового-Двора.
• 8-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Бороздина у Волковиска.
• 4-й резервный кавалерийский корпус генерал-майорa Сиверса у Зельвы.
• Летучий отряд Иловайского 5-го в Белостоке.

Наконец — 3-я резервная обсервационная армия генерала-от-кавалерии Тормасова, расположена была на Волыни, имея главную квартиру в Луцке.

Состав Большой Наполеоновой армии

Неприятельская армия, назначенная для нашествия на Россию, находилась в следующем составе:

Расписание большой армии

Вообще же Наполеонова Большая армия состояла из 604 батальонов и 530-ти эскадронов (у Шрекенштейна показан в составе 4-го кавалерийского корпуса 17-й польский уланский полк, отчего число кавалерии увеличивается четырьмя эскадронами, Die Kavallerie in der Schlacht an der Moskwa. 162) с 1242-мя орудиями полевой и 130-ю орудиями осадной артиллерии, в числе 492,000 человек пехоты, 96,000 человек кавалерии и 20,000 человек осадного парка, инженерных войск и фурштата: всего же 608,000 человек. Лошадей строевых и обозных было более 180,000 [2]. В составе этой несметной армии находились войска: французские, ломбардские, иллирийские, тосканские, неаполитанские, голландские, австрийские, прусские, баварские, виртембергские, саксонские, вестфальские, баденские, гессен-дармштадтские, бергские, мекленбургские, испанские, португальские и польские.

План действий Наполеона

Насчёт плана первоначальных действий Наполеона нельзя сказать ничего достоверного, потому что он, распоряжая своей армией лично, не имел надобности в составлении определительных инструкций, которые одни лишь могли бы послужить к объяснению его предначертаний. Но из писем Наполеона к брату его Иерониму и самых действий оказывается, что он предполагал, устремив главную массу своих сил к Неману против 1-й нашей армии, оттеснить её и потом — направить одну часть войск вслед за 1-ою армией, а другую — в тыл 2-й армии. Войска же, назначенные для действия с фронта против 2-й армии под начальством короля Иеронима, должны были наступать несколькими днями позже, с тою целью, чтобы, удерживая князя Багратиона в бездействии, приуготовить его поражение [3]; в промежутке же между этими частями Большой армии должна была следовать третья под командою вице-короля Италийского, чтобы разобщить наши армии и содействовать главным силам Наполеона, в случае ежели бы мы приняли сражение. Кроме всех этих армий, для угрожения флангам общего расположения наших войск, направлены были корпуса: Макдональда к Нижнему Неману и Шварценберга к Бугу.

Движение неприятельских войск к русским границам

11 (23) июня главные силы Наполеона, состоявшие из корпусов Даву, Удино, Нея, Нансути, Монбрюна и гвардии, в числе около 220 тысяч чел., подошли к Неману в окрестностях Ковно, а корпус Макдональда, в числе 32,500 человек, к Тильзиту [4].

В то же время приближались к нашим границам: вице-король с 4-мя корпусами Сен-Сира и Груши, в числе около 80-ти тысяч человек, на Кальвари к Пренам; король Иероним с корпусами Понятовского, Рейнье, Вандамма и Латур-Мобура, также в числе около 80-ти тысяч человек, двигался на Белосток и Гродно; Шварценберг с 34-мя тысячами человек к Дрогичину на Буге [5].

Следовательно, число всех войск Большой Наполеоновой армии, первоначально вошедших в Россию, простиралось до 446,500, а вместе с главным штабом до 450,000 челов., которым мы могли противопоставить не более 200,000 либо даже 175,000 человек [6].

Утром 11 (23) июня к 6-му (польскому) уланскому полку, стоявшему на форпостах в соседстве берегов Немана, быстро подъехала дорожная коляска, запряжённая шестёркою рысаков, в сопровождении нескольких гвардейских конных егерей, запыхавшиеся лошади изнемогали от усталости. Из коляски вышел Наполеон с Бертье. Вслед за тем прискакал начальник 1-й лёгкой кавалерийской дивизии генерал Брюйер и подбежали несколько уланских офицеров. Наполеон, обратясь к старшему из них, майорy Сухоржевскому, расспрашивал его о путях, ведущих к Неману, о расположении аванпостов и проч., и между тем изъявил желание переодеться в польский мундир. Несколько офицеров скинули своё платье. Наполеон надел сюртук и фуражку полковника Поговского, Бертье тоже переоделся уланом, и оба они с одним из польских офицеров отправились верхом на аванпосты к селению Алексотену, лежащему насупротив Ковно, а потом Наполеон в сопровождении генерала Гаксо (Нахо), предварительно обозревшего местность, поехал вверх по Неману к селению Понемунь, где Гаксо нашёл место весьма удобное для переправы: здесь река образует большой изгиб, способствующий сосредоточенному огню батарей с левого берега. Наполеон обозрел местность, не будучи замеченным: на противолежащей стороне Немана не было открыто никаких войск, кроме казачьих разъездов. Возвратясь с рекогносцировки, Наполеон был очень весел и в этот день не раз затягивал старинную песню: „Marlbrough s'en va-t-en guerre" (Марлбро уходит на войну – прим. ред. С.Н.-Г.). Затем, в прежнем своём костюме, он отправился в селение Ногаришки, что в 6-ти верстах от Ковно, несколько правее большой дороги из Вильковишек.

Переправа Наполеона через Неман и наступление к Вильно

По прибытии в Ногаришки, куда перенесена была в тот день главная квартира, Наполеон приказал составить и разослать по войскам диспозицию для перехода через Неман, на основании которой начальник понтонёров генерал Эбле должен был устроить у Понемуня три понтонных моста, каждый из 75-ти понтонов, так, чтобы расстояние между мостами было не менее 150-ти шагов. Кроме того, приказано отправить четвёртый такой же мост к Алексотену, где понтоны должны были оставаться до занятия французскими войсками Ковна, а потом служить для переправы на большой дороге между этим городом и Алексотеном. В диспозиции было подробно указано размещение войск до и после переправы, расположение батарей по обеспечению наведения мостов и порядка движения колонн на противолежащую сторону реки [7].

В девять часов вечера Наполеон с весьма небольшой свитой опять отправился к месту, избранному для переправы у Понемуня, где в его присутствии начались работы. Несколько лодок, найденных у левого берега реки, послужили для переправы трёх рот 13-го лёгкого полка, которые тотчас заняли в близи лежащую деревню; лейб-казачий разъезд, обменявшись с неприятелем несколькими выстрелами, отошёл назад по приказанию командира полка графа Орлова-Денисова. В то же время отправлены донесения о переправе Французов. Между тем неприятели приступили к наводке мостов; понтоны были спущены в Неман и в час пополуночи французская армия уже двигалась по мостам на другую сторону реки; по мере достижения правого берега войска строились в глубоких колоннах. Корпус Даву выдвинут был на дорогу, ведущую через Жижморы прямо к Вильно, а за ним перешла на правую сторону Немана кавалерия Мюрата.

Жребий был брошен! С первого шага неприятельской армии на земле русской началось на пути её страшное опустошение — неминуемое следствие соединения на небольшом пространстве огромной массы войск. В приказах, отдаваемых от имени Наполеона, строго запрещалось всякое насилие, но не было никакой возможности соблюдать их: везде представлялись взору — истоптанные нивы, обещавшие за день пред тем богатую жатву, вековые деревья срубленные для разведения бивуачных огней, развалины селений, растасканных в несколько часов; во всех направлениях видны были испуганные обыватели, бросавшие свои пепелища и спасавшиеся бегством. Окрестная страна не могла удовлетворить потребностям нового переселения народов: средства, находившиеся в ней, были расхищены, разбросаны, уничтожены, не послужив в пользу войскам, а обозы с запасами не поспевали за ними. Оказался недостаток в фураже. Кавалеристы принуждены были кормить своих лошадей зелёным овсом, от чего они приходили в изнурение и падали [8].

В продолжение 12 (24) июня главные силы Большой армии успели переправиться у Понемуня и заняли Ковно, куда Наполеон перенёс свою главную квартиру. Во время пребывания своего в Ковне он приказал развести понтонные мосты у Понемуня и отправить их вслед за армией, генералу Эбле поручил соорудить постоянные мосты на Немане и Вилии. Сам Наполеон несколько раз осматривал работы при постройке мостов и суда, нагруженные съестными и военными припасами. В городе учредили магазины, пекарни, госпитали и построили укрепления на всех путях. На следующий день, 13 (25) июня, двинулись вперёд тремя колоннами: первая, состоявшая из резервной кавалерии, гвардии и корпуса Даву, при которой находилась главная квартира, следовала по столбовой виленской дороге на Жижморы; средняя, из войск корпуса Нея, вверх по левому берегу Вилии на Скорули; в левой колонне корпус Удино с кирасирской дивизией Думерка, восстановив мост на Вилии, сожжённый нашими войсками, переправился на правую сторону сей реки и следовал частью вверх по ней к Янову, частью же на Бобты [9].

Приказ по русским войскам и письмо Государя к графу Салтыкову

Известие о переправе неприятелей через Неман пришло в Вильну ночью с 12 (24) на 13 (25) июня. Городничий ковенский Бистром дал знать о том первый, прежде нежели пришло из авангарда донесение по команде. Император Александр в то время находился на бале, приготовленном генерал-адъютантами Его Величества в загородном доме генерала Бенигсена в Закрете. Министр полиции Балашёв тихонько доложил Государю о привезённом известии. Император, повелев Балашёву сохранять втайне грозную весть, оставался на бале ещё около часа, а потом провёл в трудах большую часть ночи. Сообразно первоначальному плану действий, повелено было всем корпусам 1-й армии отступать к Свенцянам, а князю Багратиону и Платову действовать решительно во фланг неприятелю [10]. Затем, призвав к себе государственного секретаря Шишкова, Государь сказал ему: «Надобно теперь же написать приказ нашим войскам и в Петербург к фельдмаршалу графу Салтыкову о вступлении неприятеля в наши пределы и между прочим сказать, что я не помирюсь, докуда хоть один неприятельский воин будет оставаться в нашей земле» [11].

Бумаги эти, подписанные Государем в ту же ночь, были следующего содержания:

«Приказ нашим армиям. Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всём Нашем  желании сохранить тишину, принуждены Мы были ополчиться и собрать войска Наши; но и тогда, ласкаясь ещё примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми  к обороне. Все сии меры кротости  и  миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский император нападением на войска Наши при Ковне открыл первый войну. Итак, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остаётся Нам  ничего иного, как, призвав на помощь Свидетеля и Заступника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы Наши противу сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их Долге и храбрости. В них издревле течёт громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог. В Вильне. Июня 13-го дня 1812 года. (На подлинном подписано) АЛЕКСАНДР».

«Фельдмаршалу графу Салтыкову. Граф  Николай  Иванович! Французские войска вошли в пределы Нашей Империи. Самое Вероломное нападение было возмездием за строгое наблюдение союза. Я для сохранения мира истощил все средства, совместные с достоинством Престола и пользою Моего  народа. Все старания Мои были безуспешны. Император Наполеон в уме своём положил твёрдо разорить Россию. Предложения, самые умеренные, остались без ответа. Незапное нападение открыло явным образом лживость подтверждаемых в недавнем ещё времени миролюбивых обещаний. И потому не остаётся Мне иного, как поднять оружие и употребить все вручённые Мне Провидением способы к отражению силы силою. Я надеюсь на усердие Моего народа и храбрость войск Моих. Будучи в недрах домов своих угрожаемы, они защитят их с свойственною им твердостию и мужеством. Провидение благословит праведное Наше дело. Оборона Отечества, сохранение независимости и чести народной принудили Нас препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве Моём. Пребываю к вам благосклонный. Вильна. Июня 13-го дня, 1812 года. (На подлинном подписано)       АЛЕКСАНДР».

Поручение Балашёву

император Александр, предпринимая борьбу на жизнь и смерть с могучим завоевателем, скорбел о бедствиях, которые должны были неминуемо постигнуть Его подданных, и не отклонял никакого средства к отвращению войны, даже и в то время, когда уже не оставалось никакой надежды на сохранение мира. 13 (25) июня, в девять часов вечера, Государь, послав за генерал-адъютантом Балашёвым, сказал ему: «Ты верно не знаешь, зачем тебя Я призвал: Я намерен тебя послать к императору Наполеону. Я сейчас получил донесение из Петербурга, что нашему министерству иностранных дел прислана нота от французского посольства, в которой изъяснено, что как наш посол в Париже князь Куракин неотступно требовал, два раза в один день, паспортов уехать из Франции, то сие принимается за разрыв и повелевается равномерно и графу Лористону просить паспортов и ехать из России». Государь прибавил: «И так Я хотя весьма слабую, но вижу причину, в первой ещё раз, которую берёт предлогом Наполеон для войны; но и та ничтожна, потому что Куракин сделал это сам собою, а от Меня не имел повеления: он увидел, что все едут из Парижа, не только Наполеон, но и Бассано, и счёл, что ему не у кого будет после вытребовать себе и паспорту, и для того настоятельно требовал его прежде их ещё выезда. А как между тем присылка была ко Мне от Наполеона его генерал-адъютанта графа Нарбонна, который и министром был военным прежде, то в соответственность сего и решился Я послать тебя. Хотя впрочем, между нами сказать, Я и не ожидаю от сей посылки прекращения войны, но пусть же будет известно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем её не мы».

Затем Государь сказал, что Он будет писать к Наполеону; приказал Балашёву приготовиться к отъезду в ту же ночь и, прислав вторично за ним во втором часу, прочёл ему письмо, которое надлежало ему доставить. Отпуская его, император поручил сказать Наполеону, что «если он намерен вступить в переговоры, то они сейчас начаться могут, с условием одним, но непреложным: чтобы армии его вышли за границу; в противном же случае Государь даёт слово, покуда хотя один вооружённый Француз будет в России, не говорить и не принять ни одного слова о мире».

Наполеон в Вильне в квартире Александра

Переправа неприятеля через Неман не могла быть для нас неожиданна, но в нашей главной квартире не полагали, что Наполеон предпримет её так скоро; ещё менее думали, что он сможет переправить в несколько часов более 200,000 человек. Вообще же, наши распоряжения в это время были нерешительны и несвоевременны: не прежде 3 июня предписано корпусным командирам принять меры для вывоза запасов  либо  для истребления тех, которых, в случае отступления, нельзя было увезти с собою; не прежде 12 июня приказано отправить из Вильны архивы, казну и проч.

Барклай де-Толли

Главнокомандующий 1-ою Западною армией,  военный министр, Барклай де-Толли отличался опытностью в боях и положительными сведениями по военной и административной частям; основными чертами его характера были прямодушие, хладнокровие и непоколебимость. Стремление к уничтожению недостатков и злоупотреблений, существовавших в военном управлении, побуждало его к введению преобразований, приносивших несомненную пользу, но вызвавших неудовольствие и злобу его сильного предместника графа Аракчеева,  который старался вредить ему при всяком случае.  Недоверчивость,  составлявшая одно из отличительных качеств его характера, заставляла его стремиться к исполнению многих обязанностей, которые он мог бы поручить своим подчинённым, и затрудняла ход дел по управлению войсками.  Его преданность к Государю и России были беспредельны. Но у него недоставало способности говорить с русскими солдатами; войска и народ считали его иностранцем, что в народной войне было несчастием для самого Барклая и препятствием для общей пользы. При всей твёрдости своего характера, Барклай принуждён был из опасения не угодить общему мнению скрывать свои намерения и иногда объявлять в приказах вовсе не то, что требовалось обстоятельствами и необходимостью. В то время, когда мы уже принуждены были отказаться от наступательных действий и когда растянутое наше расположение не позволяло и думать о защите наших границ, Барклай писал князю Багратиону: „Надеюсь, что Бог помилует нас от отступления". Следствием того была недоверчивость войск к своему главнокомандующему; немногие лишь лица, приближённые к нему более прочих, могли оценить высокие его качества.

Несмотря на убеждение своё в необходимости уклоняться от боя с значительными силами неприятельской армии, Барклай приступал неохотно к отступлению. В отзыве, отправленном им к князю Багратиону по утру 12 (24) июня, он писал: „Если 1-я армия не будет иметь возможности вступить с выгодою в бой под Вильною, то, соединившись с корпусами Витгенштейна и Дохтурова у Свенцян, может быть примет там сражение, а если позволят обстоятельства, то пойдёт от Свенцян атаковать неприятеля" [13]. По отъезде Государя из Вильны в Свенцяны, 14 [26], Барклай сосредоточил в Вильне 3-й и 4-й пехотные корпуса, но медлил отступать, с умыслом оставаясь в Вильне до последней возможности. Хладнокровный, непоколебимый воин не хотел уступить Вильны, не померившись с неприятелем; две или три удачные сшибки нашего арриергарда утвердили его в принятой им решимости, и тем более безвременное отступление могло поколебать отвагу и мужество, одушевлявшие русских воинов. В продолжение 15 (27) июня он оставался у Вильно, присоединив к себе пехоту арриергарда 3-го корпуса и оставя кавалерию его на реке Вакке; корпусу же Баггевута приказано было остановиться у Ширвинты [14]. Но когда вслед за тем, 16 (28) ионя, неприятельский авангард стал теснить ближайшие к нему наши войска, тогда Барклай принуждён был отступать. Ещё накануне он послал адъютанта своего, капитана Сеславина, к начальнику авангарда 4-го корпуса генерал-майору Дорохову, подвергавшемуся опасности быть отрезанным при движении неприятеля к Трокам, с приказанием отступать от Оран на Михалишки [15]. Генералу Платову послано приказание отступать от Гродна через Лиду и Сморгони к Свенцянам, также на соединение с 1-ю армией, стараясь денно и нощно тревожить неприятеля, задерживая его и истребляя на пути его следования запасы и перевозочные средства [16].

Отступление русских войск к Свенцяам и Вилькомиру

Одновременно с этими распоряжениями военного министра император Александр отправил флигель-адъютанта Бенкендорфа к князю Багратиону с повелением идти со вверенными ему войсками на соединение с 1-ой армией через Новогрудек или Белицу на Вилейку, направя туда же и 27-ю пехотную дивизию, тогда шедшую от Минска к Новогрудку. В случае же невозможности совершить сие движение, повелено отступать на Минск и Борисов [19].

Между тем главнокомандующий 1-й армией, разослав предписания своим корпусам отступать к Свенцянам, отправил туда же из Вильны тяжелые свои обозы ввечеру 15 (27)июня и выступил сам с 3-м и 4-м пехотными корпусами, 16 (28) июня в четыре часа утра тремя колоннами: правая (обратясь фронтом к неприятелю), состоявшая из 3-й пехотной дивизии, направилась через Зелёный мост, Верки и Любовну; средняя из 1-й гренадерской дивизии по левой стороне Вилии на Антовиль и Британишки, где устроен был мост на плотах; левая, составленная из всего 4-го пехотного корпуса на Антовиль и Пунжаны, где также был устроен мост на плотах (вообще, при отступлении от западной границы, 1-я армия была обязана устройством мостов гвардейскому экипажу, производившему сии работы под рукрводством инженеров путей сообщений). В 6 часов утра неприятель, сбив наши аванпосты, атаковав арриергард 3-го корпуса, стремительно   преследовал  его через Вильну и завязал у Антоколя довольно жаркую перестрелку с Лейб-Казачьим и Тептярским полками. В этом деле с  каждой стороны убито и ранено по нескольку человек. Казаки захватили в плен капитана графа Сегюра и 7 рядовых 8-го гусарского полка. При отступлении из Вильны войска наши успели увезти с собою всё, кроме 85-ти больных. Провиантский магазин, находившийся в городе, был сожжён. Мосты на Вилии, при отступлении наших войск за сию реку, были уничтожены.

Одновременно с отступлением 3-го и 4-го пехотных корпусов, 1-й пехотный корпус отошёл от Кейдан к Вилькомиру, где соединился с 1-м кавалерийским; 2-й пехотный корпус отступил от Оржишек через Ширвинты и Гедройцы; 2-й резервный кавалерийский следовал от Сморгонь на Михалишки; 6-й пехотный от Лиды на Олышаны и далее двумя колоннами на Дунашев и Сморгони; 3-й резервный — по тому же направлению. Гвардия оставалась у Свенцян [20].

Наполеон в Вильне

Между тем войска Наполеона быстро двигались к Вильне. 13 (25) Мюрат и Даву достигли Жижмор, куда на следующее утро перенесена была главная квартира; 14 (26) неприятели достигли Иеве, а 15 (27) кавалерия Мюрата имела ночлег у Рыконты. На следующий день, после незначительной сшибки французских гусар 7-го и 8-го полков с нашими лейб-казаками, Наполеон занял Вильну [21].

Вступление его в сей город было торжественно. Улицы и площади наполнились народом, многие из домов были изукрашены дорогими коврами, во всех окнах видны были женщины, изъявлявшие живейший восторг; громкие восклицания раздавались повсюду [22]; в числе Поляков, предававшихся шумной радости о мнимом освобождении отчизны, вероятно, было много таких, которые не задолго пред тем встречали с увлечением своего законного Государя.

По вступлении в Вильну, Наполеон, с небольшим отрядом своей гвардейской кавалерии отправился осматривать окрестности города, приказал устроить батарею на Замковой горе и спустился оттуда к мосту на Вилии, зажжённому русскими войсками при их отступлении. Там он слез с лошади, сел на бревне у самого берега, вызвал несколько улан переправиться вплавь через реку для осмотра предместья и приказал тотчас построить три моста, из которых один, на плотах, был окончен в его присутствии. Затем Наполеон отправился в тот самый дом, в котором несколько дней тому назад пребывал император Александр.

Наполеон пробыл в Вильне 18 дней: это время проведено было им, большею частью, в занятиях, имевших главною целью приобретение сведений о театре действий и возбуждение Литвы и Польши к восстанию против России. Так называемая Столистовая (или Подробная) карта западных наших областей оказалась столь неверною, что не было никакой возможности ею руководствоваться при движении войск. В особенности же названия мест в переводе были искажены до того, что даже жители страны не всегда могли догадываться, о каком пункте у них спрашивали. Французы старались дополнить недостаток топографических сведений расспросами, но не успели узнать ничего достоверно, кроме отрывочных показаний, не могших принести ни малейшей пользы.

Спустя несколько дней по занятии французскими войсками Вильны, Напалеон принимал на публичной аудиенции виленское дворянство и духовенство. При этом, обратясь к некоторым из важнейших лиц, он спрашивал о многих предметах, относящихся к состоянию России и Литвы, и, казалось, не был доволен ответами. На следующий день представлялся ему университет. Наполеон беседовал с профессорами о предметах их занятий и особенно много говорил с ректором Снядецким, который превозносил похвалами императора Александра, исчисляя всё сделанное этим просвещённым Государем для народного образования, а в заключение сказал, что виленский университет обязан цветущим своим состоянием покровительству и милостям сего Монарха. Наполеон, выслушав этот отзыв, отвечал: «Действительно. — император Александр превосходный Государь!»

Наполеон, желая привлечь к себе жителей Литвы, уделял свои досуги на приём почётнейших лиц и являлся на балы, где старался казаться приветливым и словоохотным со всеми удостоенными его беседою, но по временам невольно впадал в задумчивость. Спустя несколько дней по прибытии его в Вильну, представилась ему депутация Поляков, прибывшая из Варшавы. На пути они подвергались большим опасностям от французских мародёров, грабивших и опустошавших страну в тылу Большой армии. Депутаты надеялись, что Наполеон изъявит им свои намерения об участи Польши, но вместо того услышали вызов ко всеобщему вооружению и обещание покровительства в общих неопределительных выражениях [23].

Среди забот и мыслей о движении огромных сил Большой армии в стране, через которую пролегали немногие лишь пути, о мерах для снабжения войск съестными припасами, об устройстве управления Литвы, о войне в Испании, о делах во Франции и в подвластных государствах Наполеон не мог стремиться к исполнению своего первоначального плана с тем единством всех усилий, которое было отличительною его чертою.

Разговор Наполеона с Балашёвым

В первое время пребывания в Вильне Наполеон принял генерал-адъютанта Балашёва, посланного, как уже было сказано — Имперaтopом Александром из Вильны ещё в то время, когда находилась там главная квартира русской армии. Генерал Балашёв, отправясь в ночь с 13-го на 14-е июня, к рассвету прибыл в селение Рыконты, где уже стояли неприятельские аванпосты. При нём находились два казака и трубач; с ними Балашёв подъехал к неприятельскому ведету (конный караул, часовые. — прим. ред. С.Н.-Г.), где получил приглашение остановиться. Полковник Юльнер, командовавший цепью передовых постов, получив сведение от прискакавшего к нему гусара о прибытии русского парламентёра, приехал в цепь и, объяснившись с Балашёвым, послал донесение Мюрату, который немедленно прислал одного из своих адъютантов, чтобы проводить нашего генерала к маршалу Даву.  На пути Балашёв съехался с Мюратом, окружённым большою свитою и красовавшимся в богатом, несколько изысканном, костюме. Король соскочил с лошади, Балашёв — тоже. Мюрат встретил его словами: «Очень рад вас видеть и познакомиться с вами, генерал! Кажется, здесь всё предвещает войну». — «Действительно, Ваше Величество, кажется император Наполеон желает вести её», —отвечал Балашёв. — «Итак — вы, считаете зачинщиком войны не императора Александра?» — «Нисколько, и я имею при себе тому доказательство». — «А нота, которою вы повелительно требовали, чтобы французские войска очистили Пруссию, не входя ни в какие объяснения». — «Сколько мне известно, Ваше Величество, это требование не было важнейшим из условий ноты». — «Но всё-таки мы не могли принять его. Впрочем, — продолжал Мюрат, — душевно желаю, чтобы императоры поладили между собою и чтобы война, начавшаяся против моей воли, была окончена как можно скорее. He буду вас задерживать долее, генерал! Можете продолжать ваш путь. Не знаю наверно, где император, но, вероятно, он недалеко отсюда».

По прибытии в корпусную квартиру Даву, Балашёв был встречен с недоверчивостью суровым маршалом. — «Не знаю, где теперь император, — сказал Даву. — Отдайте мне ваш пакет, я перешлю его». Балашёв вынул письмо из кармана, но вместе с тем заметил, — что ему повелено вручить письмо Государя лично императору Наполеону. — «Все равно! — возразил маршал, — «вы здесь не у себя; делайте то, что от вас требуют». — «Вот письмо, — с негодованием отвечал Балашёв. — Предоставляю вам не обращать внимания на мою особу, но прошу вас помнить, что я имею честь носить звание генерал-адъютанта Его императорского Величества императора Александра». Даву отвечал, что будет оказано ему всё должное внимание, и вслед за тем, приказав подать обед, говорил мало, как будто нехотя. На следующий день, за обедом, маршал сказал Балашёву, что, получив приказание идти далее, предоставляет в его распоряжение квартиру, багажи и своего адъютанта де-Кастри. «Прошу вас только об одном, — прибавил Даву, — не говорите ни с кем, кроме адъютанта, и не переходите за цепь часовых». В таком положении Балашёв оставался до 18-го июня, когда получено было приказание отправить его к Наполеону в Вильну. Его привезли на квартиру Бертье, и в следующий день Наполеон, прислав за ним своего каммергера, графа Тюреня, принял нашего генерала в своём кабинете, в той же самой комнате, из которой он был отправлен пять дней назад императором Александром.

Наполеон, встретив Балашёва ласково, изложил поводы к своему неудовольствию на русское правительство и старался выставить нас зачинщиками войны. На это Балашёв отвечал, что Государь очень удивлён вторжением французской армии в наши пределы без объявления войны под предлогом требования паспортов князем Куракиным и что Имперaтор Александр  сам не одобряет, в этом случае, действий своего посла. — «Государь поручил мне доложить Вашему Величеству, — продолжал Балашёв, — что и теперь, как и прежде, Он готов на мир, с одним лишь условием, но с условием непременным: чтобы Французы немедленно перешли обратно за наши границы. Вместе с тем мне повелено уверить Ваше Величество, что наше правительство не вошло ни в какие сношения с Англией».

Наполеон, продолжая исчислять мнимые поводы к войне, поданные императором Александром, сказал в ответ Балашёву: «Вот уже прошло 18 месяцев с тех пор, как я требую, чтобы вы объяснились со мною. Не вы ли потребовали от меня, чтобы я очистил Пруссию? Такие ноты не могут иметь места в сношениях с самыми небольшими Державами — даже с Швецией, а французскому правительству, верно, ещё никто не отваживался делать подобного предложения. Не могу принять его даже и в таком случае, если бы вы мне за то давали Петербург и Москву. Не вы ли первые стали вооружаться? Ваш Государь прибыл в армию прежде меня. Я принуждён был отменить поездку мою в Испанию. Вы меня ввели в большие издержки. Знаю, что война между Францией и Россией не безделица — ни для меня, ни для вас. Но я сделал большие приготовления, я втрое сильнее вас; ваши силы известны мне столько же, сколько и вам, может быть, даже лучше. Император Александр окружён низкими людьми: при нем Армфельд, Штейн, Бенигсен! Армфельд человек развратный, бессовестный, проныра; Штейн негодяй, изгнанный из своего отечества; Бенигсен выказал свою неспособность в 1807 году. Я не знаю Барклая де-Толли, но судя по первым вашим распоряжениям, его таланты весьма ограничены: войска ваши двигаются без определённой цели; вы сами сожгли многие из своих магазинов, лучше было бы вовсе не устраивать их. Неужели вы думаете, что я пришёл к вам только за тем, чтобы посмотреть на Неман. Со времён Петра Ⅰ неприятель не переходил ваших границ, а теперь — я уже в Вильне. Напрасно вы надеетесь на своих солдат: до Аустерлица они считали себя непобедимыми; теперь они заранее уверены, что мои войска побьют их». — «Смею уверить Ваше Величество, — прервал Балашёв, — что русские войска вместо того, чтобы сомневаться в своих силах, с нетерпением желают боя, и в особенности с тех пор, как наши границы подвержены опасности. Эта война будет ужасна: вы будете иметь дело не с одними войсками, а со всем русским народом, который предан Государю и Отечеству». Наполеон не соглашался с Балашёвым, говорил, что в России никто не хочет войны, и снова исчислял свои огромные средства, уверяя, что одних Поляков в его армии 80 тысяч и что он наберёт их до 200 гысяч. «А они сражаются как львы, — сказал он. — Если вы станете продолжать войну, то я отниму у вас польские области. Уверяю вас, что вы ещё никогда не начинали войны в таких невыгодных обстоятельствах». — «Мы надеемся окончить её с успехом», — отвечал Балашёв. — «Вы ничего не могли сделать, — продолжал Наполеон, — тогда, когда на вашей стороне была Австрия, а теперь, когда вся Европа со мною, на кого вы надеетесь?» — «Мы сделаем, что сможем, — сказал Балашёв.— „У вас недостанет людей; где вы наберёте рекрут ? Да и что значит ваш рекрут? Сколько времени нужно, чтобы из него сделать солдата?.. Говорят, вы заключили мир с Турками, правда ли это?" И получив утвердительный ответ, Наполеон продолжал: „Ежели вы откажетесь от Молдавии и Валахии, то султан помирится с вами; впрочем, я очень мало уважаю и Турок, и Шведов". Затем он распространился о выгодах, которые Россия могла извлечь из союза с Францией, угрожал, что он уничтожит Пруссию, и кончил свою речь изъявлением наклонности к миру. — „Уверьте от моего имени императора Александра, что я ему предан по-прежнему; я знаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Боже, Боже мой! Как бы прекрасно было его царствование, если бы он не разладил со мною!.. Не стану долее удерживать вас, генерал. Вы  получите от меня письмо к вашему Государю".

Откланявшись Наполеону, Балашёв, по выходе от него, был приглашён Дюроком от имени императора к обеду в 7 часов.

В продолжение этого обеда, на котором, кроме императора Французов и Балашёва, были Бертье, Бессьер и Коленкур, Наполеон был гораздо надменнее, нежели прежде. В числе вопросов, сделанных им Балашёву, он изъявил желание получить понятие о Москве. — „Много ли там жителей?" — спросил он. — „300 тысяч". — „А   домов?" — „10 тысяч". — „А церквей?" — „Более 240". — „К чему такое множество?" — „Русский народ набожен". — „Полноте, какая теперь набожность?" — „Извините меня, Ваше Величество, — сказал Балашёв, — может быть в Германии и Италии мало набожных, но их ещё много в  Испании и России". Наполеон, недовольный этим  намёком на сопротивление, встреченное им в Испании, замолчал, но вдруг, обратясь к Балашёву, спросил: „По какой дороге можно пройти к Москве?" — „Ваше Величество поставили меня в большое затруднение, — отвечал он. — Русские, как и Французы, говорят, что к Риму можно пройти по всякой дороге. В Москву тоже ведут многие пути. Карл ⅩⅡ туда шёл на Полтаву".

Затем Наполеон, со всеми сидевшими с ним за столом, перешёл в кабинет и снова стал упрекать в недоброжелательстве к себе императора Алектсандра. — „Он приблизил к себе личных моих неприятелей; он нанёс мне личное оскорбление. Я в праве сделать то же. Я выгоню из Германии всех его родных: Виртембергских, Баденских, Веймарских. Пусть он готовит им убежище в России!.. Мне сказывали, что ваш Государь принял начальство над своими войсками. К чему это? Война — моё ремесло, я привык к нему. Императору Александру вовсе этого не нужно: его дело — царствовать, а не командовать войсками. Напрасно он берёт на себя такую ответственность". — Затем, пройдя несколько раз через комнату, Наполеон подошёл к Коленкуру и, тронув его слегка по щеке, сказал ему:  „Ну, что же вы ничего не говорите, угодник императора Александра? Готовы ли лошади для генерала? Дайте ему моих, ему далеко ехать" [24].

Поручение, данное императором Александром Балашёву, было последним сношением Государя с Наполеоном. Не успев предупредить кровавую войну, Он решился не прекращать борьбы до совершенного торжества над кичливым соперником.

Меры Наполеона для разобщения русских армий

По занятии Вильны Наполеон продолжал преследовать 1-ю армию: Удино шёл, как мы уже сказали, на Вилькомир за корпусом графа Витгенштейна; Ней, не доходя Вильны, переправился через Вилию близ сел. Судерва и двинулся к Малятам; Мюрат с кавалерийским корпусом Монбрена и с двумя дивизиями корпуса Даву (Фриан и Гюдень) — вслед за главными силами 1-й армии к Свенцянам; Нансути с своим корпусом, за исключением кирасирской дивизии Валанса, и с одною пехотною дивизией корпуса Даву (Моран) направлен был наперерез движению Дохтурова к Михалишкам; а сам Даву с остальными двумя дивизиями своего корпуса (Дезе и Компан), кавалерийским корпусом Груши (кроме кирасирской дивизии Думерка из корпуса Удино), двумя лёгкими кавалерийскими бригадами (Пажоль и Бордесуль) и польской дивизией Клапареда двигался на Воложин для отрезания пути отступления 2-й Западной армии [25].

В самый день занятия Французами Вильны, 16 (28) июня, происходило дело близь Вилькомира между передовыми войсками Удино и Витгенштейна. По прибытии 1-го пехотного корпуса к Вилькомиру, 15 (27) июня, граф Витгенштейн остановился там, чтобы дать отдых войскам после трёх форсированных переходов, и соединиться с отрядом Властова, отступавшим от Россиен через Ремиголы к сел. Оникшты. Для прикрытия же главных сил корпуса и для наблюдения дорог, ведущих из Шат и Янова к Вилькомиру, расположен был в шести верстах впереди этого города арриергард под начальством генерал-майорa Кульнева из 23-го и 25-го егерских полков, четырёх эскадронов Гродненского гусарского полка, трёх сотень донского Платова 4-го полка и шести орудий лёгкой роты № 27-го.

Дело при Девельтове

16 (28) июня одна из партий, высланных генералом Кульневым, открыла неприятеля по дороге из местечка Шаты, в 7-ми верстах от Девельтова. Получив о том донесение, Кульнев отрядил Гродненского гусарского полка ротмистра Кемпферта с вверенным ему эскадроном и сотнею казаков, чтобы разведать о силах неприятеля. Ротмистр Кемпферт удерживал частными атаками французскую кавалерию до прибытия к ней в помощь пехоты, а потом, по приказанию Кульнева, отступил через лес и присоединился к авангарду, причём был ранен пулею в ногу. Когда же неприятель, преследуя Кемпферта, вывел из леса несколько эскадронов и батальонов, тогда Кульнев, к которому не задолго пред тем присланы были шесть конных орудий под командою подполковника Сухозанета 1-го на смену состоявшей в его отряде лёгкой артиллерии, выдвинул вперёд два орудия под прикрытием егерей и гусар и, допустив двигавшуюся по большой дороге неприятельскую кавалерийскую колонну на близкий пушечный выстрел, приказал открыть огонь. Неприятельские войска, не имевшие при себе артиллерии, приведены были в беспорядок и скрылись в лесу. Между тем генерал-лейтенант Уваров, остававшийся с 1-м кавалерийским корпусом у Вилькомира, предвидя новое покушение неприятеля, отрядил в помощь Кульневу Нежинский драгунский полк.

Неприятель в час пополудни возобновил нападение шестью пешими и четырьмя кавалерийскими колоннами и заставил Кульнева отступить за место Девельтово. Войска наши, заняв там выгодную позицию, удерживались около двух часов канонадою искусно расположенной артиллерии и кавалерийскими атаками. Между тем главные силы корпуса успели переправиться через Свенту. Кульнев, узнавши о том, также начал отступать, прикрывая своё движение в открытых местах конницею, а в кустах пехотою; по достижении же Вилькомира, сделав последнюю кавалерийскую атаку, дал время всем прочим войскам пройти через город и переправиться за Свенту; затем отступила и кавалерия под прикрытием ружейного огня егерей, расставленных за заборами на левом берегу реки.

При этом отступлении конная артиллерия графа Витгенштейна подвергалась большой опасности. В то время, когда арриергард, подаваясь назад, уже подходил к Вилькомиру, Кульнев, оставя при себе подполковника Сухозанета с 6-ю конными орудиями, приказал стоявшему впереди города конно-артиллерийскому эшелону уходить вслед за войсками графа Витгенштейна. Назначенный для указания дороги офицер генерального штаба по незнанию местности Вилькомира вместо того, чтобы провести артиллерио через мост на Свенте, повёл её влево через середину города на мостик, устроенный на небольшой речке, впадающей в Свенту: таким образом, конно-артиллерийскому эшелону было дано направление, разобщавшее его от прочих войск корпуса.

Между тем подполковник Сухозанет, оставаясь при последних войсках Кульнева, обменивался изредка пушечными выстрелами с неприятелем; когда же пехота наша, занимавшая город, открыла огонь, тогда Кульнев отправил назад свою кавалерию и последние 6 орудий. Сухозанет, также не зная вовсе местности Вилькомира, проскакал с своими орудиями по следам отступившего эшелона, но, подымаясь из города на гору, был остановлен начальником своим, князем Яшвилем, который, не постигая направления конной артиллерии, указал на массы Витгенштейнова корпуса в долине на другом берегу Свенты. Сухозанет, поняв ошибку, объяснил князю Яшвилю, что он сам лично может, хотя и с большою опасностью, пробраться через город к мосту на Свенте либо переправиться вплавь, но что для артиллерии обратное движение невозможно, потому что Французы уже врывались в Вилькомир. — „Не теряйте, князь, ни минуты, а о конной артиллерии положитесь на мое счастье", —сказал он. Яшвиль поскакал в город, где ружейный огонь не умолкал, а между тем Сухозанет со всею конною артиллерией уходил на рысях вверх по Свенте; но как только показалась из города французская кавалерия, то он поставил на высотах 12 орудий своей батареи, выказывая неприятелю готовность выждать его нападение; из канониров же другой батареи были сформированы два полуэскадрона, а орудиям без конных канониров приказано отойти назад со всевозможною быстротою и отыскать ту переправу через р. Свенту, на которую ещё до рассвета были направлены, по общей диспозиции, обозы всего корпуса.

Французская конница, заметив нашу мнимую готовность к бою, остановилась по выходе из города, и даже видно было, что кавалеристы слезали с лошадей. Подполковник Сухозанет, пользуясь нерешительностью неприятеля, начал отступать весьма медленно уступами до тех пор, пока получил известие об открытии переправы; а потом пошёл рысью и, перейдя через Свенту, присоединился к корпусу.

В деле при Девельтове авангард Кульнева потерял убитыми и ранеными около 100 человек. Потеря неприятеля в точности не известна; в плен захвачено нашими войсками 20 человек [26].

В этот день, 16 (28) июня, граф Витгенштейн с главными силами 1-го корпуса достиг селения Перкеле, а на следующий, 17 (29), продолжая дальнейшее отступление, присоединил к своим войскам отряд Властова и транспорты Тельшевского и Шавельского магазинов, с прибытием которых имел при корпусе до восьми тысяч четвертей хлеба [27]. Движение войск, и в особенности обозов, чрезвычайно затруднялось ненастною погодою, наступившею 17 (29) июня, на другой день по занятии Французами Вильны [28]. 19-го июня (1 июля н. ст.) 1-й пехотный корпус находился в Солоке; 1-й кавалерийский в Полуше; 2-й пехотный в Колтынянах; 5-й пехотный у Даугелишек позади Свенцян, а 3-й и 4-й пехотные и 2-й кавалерийский собраны были у Свенцян [23], за исключением арриергарда 4-го пехотного корпуса под начальством генерал-майорa Дорохова (1-й и 18-й егерские, Изюмский гусарский и два казачьих полка с одною ротою лёгкой артиллерии), который, будучи оставлен в Оранах на дороге из Гродно в Вильну, был отрезан неприятелем от 4-го корпуса. Генерал Дорохов, не получая никаких распоряжений из главной квартиры (адъютант военного министра  гвардии капитан Сеславин был послан к Дорохову с повелением идти на Михалишки 15 (27) июня) и зная уже о переправе неприятеля через Неман, решился 15 (27) июня выступить в Олькеники, где надеялся найти 4-й корпус, который в то время был уже у Вильны.

Затем, получив в ночь с 16 (28) на 17 (29) через Сеславина повеление главнокомандующего идти на Михалишки, Дорохов кинулся в обход и прибыл 17-го в Большие Солечники, но как разъезды его встречали неприятеля на всех путях, ведущих к 1-й армии, то он принуждён был искать соединения с 2-й армией. С этою целью двинувшись на Дзевенишки, Ольшаны и Воложин, он вошёл в связь с казачьим отрядом Платова 23-го июня (5 июля) и потом, достигнув местечка Новой-Свержень 25-го (7 июля), присоединился к войскам князя Багратиона. Этот форсированный переход, совершённый среди неприятельских войск, был весьма тягостен. „Некоторые из солдат, и даже из офицеров, несли по три, по четыре ружья, взятые от усталых, отдавая верховых лошадей под ранцы изнемогавших. Не только пот, но кровь выступала под мышками от невыносимого изнурения" [30]. И несмотря на то и на потерю людей в нескольких сшибках с неприятелем, Дорохов потерял в продолжение девятидневного марша не более 60-ти человек и присоединился к своим тогда, когда его уже считали погибшим.

Во время отступления наших войск к Свенцянам и далее, были сожжены некоторые магазины, в особенности же чувствительна была потеря большого магазина в Колтынянах, где уничтожено было провианта на миллион рублей [31].

Отступление Дорохова, Крейца, Дохтурова

Генерал Дохтуров, получив от Барклая де-Толли приказание идти на соединение с 1-ю армией к Свенцянам, собрал при Олышанах 6-й пехотный корпус 5-го (27) июня и на следующий день выступил с ним двумя колоннами к переправам на Вилии, Сморгони и Данюшеву (Дунашеву); 18-го (30-го) весь корпус соединился на последнем пункте. Между тем 3-й кавалерийский корпус графа Палена успел сосредоточиться у города Лид и был усилен там 19-м и 40-м егерскими полками (из 6-го пехотного корпуса) 14 (26) июня. Получив повеление прикрывать фланговое движение Дохтурова, граф Пален отправил все тяжелые обозы на Вилейку к Полоцку и отрядил полковника барона Крейца с Сибирским драгунским полком и двумя эскадронами Мариупольских гусар (всего 6 эскадронов) к Ошмянам для прикрытия своего корпуса с левого фланга, а сам выступил кратчайшим путём к Сморгоням, чтобы переправиться там через Вилию. Генерал Дохтуров, с своей стороны, желая обеспечить присоединение графа Палена, оставил на обеих переправах у Сморгоней и Данюшева по одному батальону и по два орудия с приказанием дождаться прибытия войск 3-го резервного корпуса [32].

Между тем полковник Крейц, подойдя к Ошмянам на рассвете 17 (29) июня, нашёл город в руках Французов, ударил на них врасплох, вытеснил их вон, взял несколько пленных, освободил много наших, захваченных на виленской дороге, и, выставя посты к стороне Вильны, расположился с своими драгунами вне города на ведущем в Сморгони пути. Полковник Крейц, имея намерение замедлить по возможности наступление неприятеля, чтобы дать время графу Палену предупредить Французов в Сморгони, приказал завалить брёвнами выход из города; в то же время сделано было распоряжение, чтобы стоявшие на виленской дороге Мариупольцы отступили, в случае нападения на них, не по сморгонской дороге, а левее к Нарбутовщизне (в 15-ти верстах от Ошмян), где они должны были соединиться с драгунами. Вслед за тем неприятель сбил наши передовые посты, которые отошли по указанному направлению. Часть французской кавалерии кинулась преследовать гусар; другая ворвалась в Ошмяны; a неприятельская пехота, обойдя город, направилась к лесу в 3-х верстах позади наших драгун. Тогда Крейц, отрядив поручика барона Оффенберга 2-го о одним эскадроном, приказал ему занять лес стрелками, а сам удерживал неприятеля при выходе из города, атаковал его поэскадронно три раза и, захватив в плен штаб-офицера и более 40 нижних чинов, отступил к лесу и далее. Французы преследовали его до Нарбутовщизны, где гусары соединились с драгунами, перешли за речку и, разобрав мост, перестреливались с неприятельскими фланкерами до самого вечера. Ночью же, получив известие о прибытии графа Палена в Сморгони, Крейц присоединился к нему и принял начальство над арриергардом корпуса.

По прибытии на реку Вилию, граф Пален не нашёл там отрядов от 6-го пехотного корпуса, которые тогда уже отступили вслед за главными силами Дохтурова. Мост у Сморгоней был в половину ими уничтожен, вероятно для того, чтобы оставить на Вилии только одну лишь переправу у Данюшева. По возобновлении наскоро Сморгонеского моста, 3-й резервный корпус двинулся на присоединение к 6-му пехотному, между тем как Дохтуров, узнавши о движении наперерез ему через Михалишки корпуса Нансути, сделал 19 июня (1 июля) переход в 42 версты от Данюшева к Свиру, предупредил там Нансути, давшего своим войскам растах (отдых, передышка прим. ред. С.Н.-Г.) у Михалшек, и продолжал дальнейшее движение через Козяны к Дриссе. Граф Пален, сперва двигаясь правее Дохтурова, а потом вслед за ним, также миновал Козяны и оставил у сего местечка на передовых постах генерал-адъютанта барона Винцингероде с Мариупольским гусарским полком.

По всей вероятности, наши аванпосты стояли весьма небрежно, потому что в следующую же ночь неприятельская кавалерия атаковала врасплох гусар и быстро преследовала их до тех пор, пока не подоспел в помощь полковник Крейц. Сам Винцингероде и полковой командир полковник князь Вадбольский с двумя эскадронами были отброшены в сторону и с большим лишь трудом успели присоединиться к своим уже на третий день; прочие же шесть эскадронов собраны были полковником Крейцом. В этом деле мы потеряли около 40 человек, в числе тяжело раненных был храбрый поручик Фигнер (однофамилец знаменитого партизана, служившего тогда в артиллерии)[33].

Сам Государь, следя за движениями войск и сознавая опасность, которой подвергались лево-фланговые корпуса 1-й армии, повелел ускорить их отступление. Для облегчения же людей предписано было генералам Дохтурову и графу Палену брать обывательских лошадей под своз аммуниции и выдавать войскам ежедневно мясную и винную порции, забирая скот и вино у обывателей под квитанции [34].

Эти быстрые марши, необходимые для сосредоточения на одном пункте войск, растянутых на большом пространстве, были сопряжены с крайним утомлением людей и повлекли за собою потерю многих транспортов, отставших от армиии и захваченных неприятелем [35].

Отступление 1-й Западной армии от Свенцян к Дриссе

Отступали главные силы 1-й Западной армии от Свенцян, где войска дневали 20 июня (2 июля), на следующий день без всякого урона. Только ротмистр Галев 1-й с одним эскадроном Польского уланского полка, отряженный для разведания о неприятеле к Михалишкам и возвращавшийся оттуда в Свенцяны, окружён был близь сего города тремя неприятельскими конными полками, но пробился сквозь них с потерею одного унтер-офицера и 46-ти рядовых. В числе убитых неприятелей было два штаб-офицера [36]. В награду за это дело храбрый Галев награждён был орденом Георгия 4-й степени.

Дело при Кочергишках

При отступлении 1-й армии за р. Дисну арриергард главной колонны под начальством генерала Корфа был атакован 23 июня (5 июля) бригадою лёгкой кавалерии генерала Сюбервика, составлявшею авангард резервной кавалерии Мюрата у деревни Старые-Даугелишки. Генерал Корф вступил в бой при сел. Кочергишках, потом отошёл за реку Дисну, удерживался на ней во весь день и отступил уже ночью по повелению главнокомандующего. Урон наш в этом деле был довольно значителен (236 человек), в числе раненых был лейб-гвардии Преображенского полка полковник Рахманов. Потеря неприятеля в точности неизвестна. В плен захвачены нашими войсками полковник виртембергских войск принц Гогенлоэ и 30 нижних чинов [37].

Дальнейшее отступление 1-й Западной армии к реке Двине совершено было тремя колоннами: главные силы следовали по дороге, ведущей из Свенцян на Видзы и Бельмонт к Леонполю; 1-й пехотный корпус из Солока на Браслав к Друе, где переправился на правую сторону Двины; 6-й пехотный и 3-й резервный кавалерийский корпуса от Данюшева через Козяны к Старым-Крюкам близ Двины [38].

Вступление 1-й армии в лагерь при Дриссе

С 27 по 29 июня (9 - 11 июля) войска 1-й: Западной армии вступали в лагерь при Дриссе; из числа их корпус графа Витгенштейна, переправясь у Друи 28 (10 июля) по трём мостам, получил приказание развести два из них, устроенные из понтонов, сохранив третий на случай отступления казаков, оставленных Витгенштейном на левой стороне реки; затем 1-й корпус был усилен резервами, сформированными из запасных частей войск в составе 8-ми батальонов и 3-х сводных полков, всего до 2,200 человек пехоты и 1,300 человек кавалерии. 29 июня (11 июля) граф Витгенштейн двинулся вверх по правому берегу Двины и расположился против Леонполя, правее Дрисского лагеря; а корпус Дохтурова, также перейдя через Двину по мостам у Дриссы, стал у Прудников, левее лагеря. Прочие же войска заняли укреплённый лагерь в следующем порядке: на правом крыле 2-й корпус Баггевута, в центре 3-й — Тучкова, на левом крыле 4-й, поступивший по болезни графа Шувалова под начальство графа Остермана, во второй линии расположились три кавалерийские, а в третьей 5-й гвардейский корпус [39].

На всём пути отступления русских войск от Свенцян к Дриссе неприятели преследовали их довольно слабо. Мюрат, двигаясь на Видзы и Опсу, прибыл 1 (13 июля) к Замоши и присоединил к своим войскам боковые колонны Нея и Нансути, двигавшиеся на Дрисвяты и Поставы, а Удино, следуя на Солок, прибыл к Динабургу [40].

Современное направление неприятельских войск

Между тем как главные силы Наполеона, пройдя Вильну, устремились по различным направлениям против наших войск; вице-король, переправясь 18 (30 июня) через Неман у Прен, двинулся с своим (4-м) корпусом к Новым-Трокам и далее через Рудники к Сморгони 30 июня (12 июля). На этом марше, по весьма дурным просёлочным дорогам, потеряно было множество лошадей, и в особенности артиллерийских. 2 (14) июля вице-король продолжал движение по направлению на Вилейку и Докшицы, куда пришёл 6 (18 июля). Между тем корпус Сен-Сира прибыл в Вильну и выступил оттуда вслед за гвардиею, перешедшею в Глубокое в начале июля.

Одновременно с этими войсками наступал также и король Иероним. По занятии Гродна 18 (30 июня) король оставался там несколько дней, а потом 22 (4 июля) выслал корпуса Латур-Мобура, Понятовского и Вандамма через Белицу к Новогрудку, куда также направился и корпус Рейнье через Белосток и Волковиск (Рейнье, достигнув Слонима, получил  приказание обратиться против Тормасова). 26 июня (8 июля) Латур-Мобур миновал Кареличи. В то же время австрийский корпус Шварценберга, переправясь у Дрогичина через Буг, двигался к Слониму.

Таким образом, войска Мюрата, стоявшие у Замоши, находились против 1-й Западной армии; Наполеон и вице-король, следовавшие по направлениям на Глубокое и Докшицы, и Даву, двигавшийся на Минск, разобщали наши армии одну от другой, а король Иероним преследовал 2-ю Западную армию [41].

Князь Багратион

Обратимся к действиям 2-й армии, современным отступлению 1-й армии от границ империи к Двине.

Главнокомандующий сею армией князь Багратион, воин в душе, развивший свои природные способности под начальством Суворова, у которого был любимцем, сражавшийся со славою на Кавказе, в Турции, в Польше, в Италии, в Австрии, в Финляндии — везде, куда достигали наши знамёна, был  обожаем русскими войсками.  Его  имя нераздельно с воспоминаниями Очакова, Праги, Адды, Требии, Нови, Сен-Готара, Шенграбена, Прейсиш-Эйлау, Гейльсберга, Кваркена и Браилова и повторялось с уважением во всех концах России. Находясь постоянно в авангарде либо в арриергарде, пролагая войскам путь к победе либо прикрывая их своею грудью, вступая в бой первым и выходя из него последним, Багратион не знал на войне усталости. В немногие часы его отдыха, как только приходило к нему донесение, как бы оно ни было маловажно, его тотчас будили: таков был обычный порядок! Заботливый о других, строгий к самому себе, он, подобно своему знаменитому покровителю Суворову, умел достойно ценить усердие и способности своих подчинённых. Допуская их разделять с собою воинские труды и славу, Багратион считал за счастие выказывать их заслуги.  Обхождение его  было очаровательно. Все окружавшие его были ему преданы; доверчивость его  к ближайшим сподвижникам своим была неограниченна и даже иногда подавала им возможность употреблять во зло влияние своё. Уступая Барклаю в образовании, теоретических сведениях и административной опытности, Багратион превосходил его в уменье одушевлять войска и говорить с русскими солдатами.

Действия 2-й Западной армии

Первоначальное назначение 2-й армии состояло в том, чтобы, в случае наступления главных Наполеоновых сил против 1-й Западной армии, действовать неприятелю во фланг, поддерживая летучий отряд Платова, который в то же время должен был устремиться в тыл неприятельскому войску. Но эти движения Высочайше повелено было произвести не прежде, как получив приказание на то из главной квартиры, а в ожидании дальнейших распоряжений войска 2-й армии (карта главных движении российской и французской армий от начала войны до сражения при Смоленске) в составе 7-го, 8-го пехотных и 4-го кавалерийских корпусов к 8 (20) июня собраны были в окрестностях Волковиска; в то же самое время летучий корпус Платова находился у Гродно [42].

Движение Багратиона к Слониму, а Платова к Лиде

Вторжение Наполеона, преградив прямое сообщение 2-й армии с главною квартирою, заставило князя Багратиона опасаться быть совершенно отрезанным. Оставаясь в полнейшей неизвестности о действиях как неприятельской, так и 1-й Западной армий до 16 (28) июня, он получил в сей день отношение (деловое письмо, приказ — прим. ред. С.Н.-Г.) Барклая де-Толли от 15 (27) июня, которым предписывалось ему отступать на Минск, сохраняя сношение с Платовым и Тормасовым [43]. Князь Багратион выступил 16 (28) июня из Волковиска по направлению к Слониму и прибыл к местечку Зельве, где к 18 (30) июня сосредоточились все войска его армии, за исключением арриергарда, составленного из Сводной гренадерской дивизии генерал-майорa графа Воронцова с двумя кавалерийскими полками генерал-адъютанта Васильчикова. По соединении всех войск 2-й Западной армии князь Багратион отдал следующий приказ:

«Воины pyccкиe! Нужно ли мне возбуждать любовь вашу к Отечеству, когда Государь призывает вас к защите оного? Нам остаётся внимать гласу Его и, с надеждою на помощь Всемогущего Бога, слепым повиновением начальству и неустрашимостью на поле брани, заставить раскаяться врага, дерзнувшего ступить на землю Русскую» [44].

Генерал Платов, исполняя полученное им от военного министра предписание, выступил также 17-го июня из Гродна на Щучин к Лиде [45]. Между тем, 18 (30 июня), прибыл к князю Багратиону в Зельву флигель-адъютант полковник Бенкендорф с Высочайшим повелением — направиться для соединения с 1-ою армией через Новогрудек или Белицу и далее на Вилейку [46].

Князь Багратион, прибыв 19 июня (1 июля) в Слоним (между тем как летучий корпус Платова в тот же день достиг Лиды), выступил 20 июня (2 июля) по указанному направленно и 21 июня (3 июля) пришёл с главными силами в Новогрудек, где присоединил к своим войскам прибывшую из Москвы 27-ю пехотную дивизию генерала Неверовского; в тот же день кавалеpия арриергарда под начальством Васильчикова расположилась у Великой-Воли на р. Щаре; а для поддержания кавалерии пехота графа Воронцова стала у Дзенциола; для охранения же армии со стороны Бреста, находился в Слониме казачий отряд генерал-майора Иловайского 5-го, которому дано было предписание перейти форсированным маршем на левый фланг армии для прикрытия переправы её через Неман [47]. 22 июня (4 июля) все корпуса 2-й армии прибыли к месту, назначенному для переправы через Неман у Николаева; за неимением понтонов устроены были наскоро летучий мост и паром, по которым ввечеру того же дня переправился на правую сторону реки авангард: 8-й пехотный корпус и 2-я кирасирская дивизия; провиантским же фурам и прочему тяжёлому обозу назначено было переправиться против деревни Колодзиной. 23 июня (5 июля) долженствовали переправиться остальные войска армии. Обозрение путей, ведущих к Вилейке через леса и болота, убедило в предстоявших войскам затруднениях; при всём том князь Багратион, не обращая внимания ни на прибыль воды в Немане от сильных дождей, замедлявшую переход войск на правую сторону реки, ни на препятствия, ожидавшие его при дальнейшем движении к Вилейке, намерен был идти далее, но между тем получил от Платова донесение о занятии Вишнева корпусом Даву, состоявшим, по показаниям пленных, в числе 60-ти тысяч человек. Действительно — Платов, выступивший 20 июня (2 июля) из Лиды, по уничтожении находившихся там магазинов прибыл в Ивие 21 июня (3 июля) и намерен был идти в Вишнев на соединение с 1-ою армией, но получив сведение от высланных им партий о расположении Даву на ночлеге в Вишневе, решился повернуть на Бакшты, чтобы соединиться с Дороховым, который между тем, будучи также отрезан от 1-й армии, перешёл от Воложина к местечку Камень. Вслед за тем Багратион получил сведение о появлении неприятеля в тылу 2-й армии, у Зельвы, а также и на фланге со стороны Гродна.

Движение Багратионa к Николаеву и Несвижу, Платова на Ивие, а Дорохова на Камень, также к Несвижу

Эти известия побудили князя Багратиона уклониться от пути следования на Вилейку и, переправясь обратно на левую сторону Немана, идти через Новой-Свержень и Кайданов к Минску. Ему не было известно, что корпус Даву, ослабленный отряжением трёх дивизий, заключал в себе тогда не более 40 тысяч человек; к тому же Багратион надеялся, что Даву, удостоверясь в переправе его у Николаева, уклонится для противодействия ему от пути к Минску и через то подаст возможность предупредить неприятеля на сём пункте и войти в связь с 1-ою армией. На основании этих соображении, князь Багратион собрал свои войска на левой стороне Немана и двинулся 23 июня (5 июля) к Кареличам, где получил от Платова записку об открытии им сообщения с отрядом Дорохова, прибывшим в Камень. Пользуясь тем, Багратион приказал Платову вместе с Дороховым занять Воложин и, удерживаясь там по 26 число, отступить на соединение со 2-ою армией по дороге, ведущей к Минску через Камень, Хатову и Столбцы [48].

Распоряжения князя Багратиона были основаны на преувеличенных сведениях о силе корпуса Даву, преграждавшего ему путь к Вилейке; но довольно трудно объяснить приказание Платову — занять Воложин, чего нельзя было исполнить не оттеснив Даву, а такое действие, очевидно, было не под силу отрядам Платова и Дорохова. Быть может, Багратион, отдавая это приказание, имел в виду побудить Платова к решительному наступлению на Воложин, что могло удержать главные силы Даву на сём пункте и замедлить его движение к Минску.

23 июня (5 июля), ввечеру, 2-я армия расположилась у Кареличей, а 24 июня (6 июля) прибыла к Миру. Главнокомандующий, получив там донесение от генерала Дорохова о появлении значительных неприятельских сил у Минска, не решился открыть себе силою путь; тем более, что ему было объявлено ранее военным министром Высочайшее повеление: «избегать решительных сражений с сильнейшим неприятелем». Князь Багратион, опасаясь подвергнуться ответственности в случае неудачи, решился снова изменить принятое им направление и идти через Несвиж и Слуцк к Бобруйску [49]. 25 июня (7 июля) 8-й корпус был послан прямо к Несвижу, между тем как главнкомандующий с остальными своими войсками следовал к местечку Новой-Свержень для присоединения к себе отряда Дорохова; на следующий день, 26-го июня (8 июля), собралась у Несвижа вся 2-я армия, а в ночь на 27-е июня (9 июля) прибыл от Кареличей к Миру казачий корпус Платова.

Дела при Мире

Главнокомандующий, имея в виду дать отдых войскам после форсированных переходов, совершённых по болотистым и песчаным дорогам в знойное время, а также иметь время отвести назад артиллерийские парки и тяжёлые обозы, долженствовавшие следовать через Слуцк к Мозырю, предписал Платову держаться в Мире [50].

Ещё до получения этого приказания, 26 июня (8 июля), Платов был атакован у Кареличей неприятельскою конницею и опрокинул её к Новогрудку. В следующую ночь атаман следовал к Миру и, не дойдя за три версты до сего местечка, остановился, чтобы собрать раскомандированные полки свои. Затем, получив предписание главнокомандующего удерживаться у Мира, Платов устроил засаду: впереди местечка, по дороге в Кареличи, выставлена была застава из ста казаков, как для наблюдения за неприятелем, так и для заманки его к Миру; по сторонам же дороги, в закрытой местности, расположены в засадах по сто отборных казаков. Начальнику заставы приказано было завлечь неприятеля торопливым отступлением и потом, когда он уже минует засады, ударить на него вместе с ними со всех сторон. Полк Сысоева, расположенный в Мире, должен был поддерживать эту атаку, а прочие полки, оставаясь в полной готовности, ожидать распоряжений атамана.

27-го июня (9 июля) три полка польской уланской дивизии Рожнецкого под командою генерала Турно попали в засаду и, потерпев совершенное поражение, были преследуемы за 15 вёрст от Мира. Неприятель, кроме множества убитых, потерял 248 чел. пленными, в числе которых находились 2 штаб-офицера и 4 обер-офицера. Урон казаков был незначителен, потому что, как доносил атаман: „перестрелки с неприятелем не вели, а бросились дружно в дротики". Неприятели оборонялись весьма упорно, и все захваченные нами пленные были переранены.

В ночь с 27-го на 28-е (с 9 на 10 июля н. ст.) главнокомандующий отрядил генерал-адъютанта Васильчикова с 16-ю эскадронами на поддержание Платова. С своей стороны, неприятель, желая отмстить за понесённое поражение, появился в больших силах на том же месте, на котором сражался накануне. Шесть кавалерийских полков повторяли атаки на Васильчикова в продолжение четырёх часов; а между тем, совершенно случайно, появился во фланге у неприятеля генерал-майор Кутейников, который тогда возвращался из экспедиции с частью летучего отряда; в то же время остальные казачьи полки обошли Поляков и ударили им в тыл. Неприятель был разбит наголову, но урон его не известен. Между тем 2-я армия оставалась у Несвижа до вечера 28-го июня (10 июля), а потом двумя эшелонами выступила к Слуцку. За нею в арриергарде следовал летучий корпус, усиленный сводною гренадерскою дивизией графа Воронцова [51].

При отступлении наших армий от границ империи к Двине и Березину возникли недоразумения между главнокомандующими, Барклаем де-Толли и князем Багратионом. Барклай был недоволен тем, что Багратион не присоединился к нему, и приписывал ему невольное уклонение Платова от первоначального плана действий — направиться во фланг неприятелю, сохраняя сообщение с 1-ю армией [52]; а Багратион, полагая, что против него были сосредоточены главные силы Наполеона, изъявлял мнение, что Барклай должен был атаковать неприятеля и тем отвлечь часть его сил, действовавших против 2-й армии [53]. Оба они, принимая во внимание только встречаемые ими затруднения и не входя в положение один другого, подтверждали собою неудобство действий двумя отдельньми армиями на одном и том же театре войны. Император Александр, находясь при 1-й армии и будучи очевидцем обстоятельств, не позволявших Барклаю действовать решительно, был недоволен распоряжениями Багратиона. Государь приписывал уклонение его от Вилейки и потом от Минска излишней осторожности  [54]. Затем, в следующем письме к князю Багратиону, император Александр писал: «По рапорту вашему вы могли быть в Минске 27-го числа (июня); неприятель же оный занял 26-го и, по самым верным известиям, состоял не более как в 6,000. Посему, продолжая быстро марш ваш на Минск, вы бы несомненно оного вытеснили... Но ныне следует помышлять о будущем, а не о прошедшем.

На днях ожидаем мы происшествий важнейших. Но не забывайте, что до сих пор везде мы имеем против себя превосходство сил неприятельских, и для сего должно действовать с осмотрительностью и для одного дня не отнять у себя способов к продолжению деятельной кампании. Вся цель наша должна клониться к тому, чтобы выиграть время... [55]».

И действительно, Багратион, который в 1805 г. при Шенграбене, исполняя повеление Кутузова, сразился в числе 6-ти тысяч человек с 40 тысячами неприятелей, теперь Багратион не отважился пробиться через равносильный его армии корпус Даву потому, что не мог принять на себя ответственность в успехе этого покушения. В первом случае он готов был пожертвовать собою и своим отрядом для спасения армии; во втором он обязан был сообразить, какое вредное влияние могла иметь потеря вверенных ему войск, и в особенности в то время, когда Русские должны были бороться с тройными силами Большой армии.

Действия короля Иеронима и отбытие его из армии

Наполеон был весьма недоволен действиями брата свбего, Иеронима, который, по его разсчёту, должен был настигнуть и разбить князя Багратиона. Но справедливость требует заметить, что как только Иероним, исполняя приказание самого Наполеона, перешёл наши границы пятью днями позже главных сил французской армии, то ему уже не было возможности вознаградить потерянное время. 17 (29 июня)  прибыла в Гродно только лёгкая кавалерия Понятовского, оставя на пути более тысячи обозных лошадей и множество молодых солдат, изнемогших от усталости; на следующий день пришёл сам Иероним с остальною своею конницею; пехота,  в нескольких  эшелонах, достигла Гродна с 19-го по 21-е июня (1 — 3 июля). Между тем проливные дожди, наступившие 17 (29) июня, совершенно испортили все дороги; обозы с продовольствием отстали от войск; надлежало достать в Гродне не только хлеб, но и средства к перевозке его вслед за армией. Король Иероним ускорял выступление из Гродна к Новогрудку своих пехотных эшелонов, давая им каждому только по одной днёвке (однодневный отдых — прим. ред. С.Н.-Г.), и торопил Рейнье, следовавшего через Белосток к Слониму; но в то же время должен был держать силы свои по возможности сосредоточенными, потому что молва преувеличивала силы Багратиона до ста тысяч человек. Иероним, не обладавший военною опытностью, не мог отличить лжи от истины и подвигался вперёд нерешительно, как бы ощупью. Выступя с последним эшелоном пехоты из Гродна 22-го июня (4-го июля), двигаясь по дурным дорогам в знойную погоду, продовольствуя своих солдат одним мясом без соли и без хлеба, он мог собрать в Несвиже главные силы своей армии, уже ослабленные усталостью и недостатком, до 45-ти тысяч человек, не прежде 28-го июня (10-го июля), потому что расстояние от Гродна через Новогрудек до Несвижа около 200 вёрст.  В это время князь Багратион, успев дать отдых своей армии, мог беспрепятственно отступать далее либо принять бой, в котором, действуя 40 тысячами Русских против 45-ти тысяч человек сборных войск, имел бы на своей стороне вероятность успеха.

Наполеон, которому неизвестны были эти обстоятельства, желая придать более единства действиям войск, направленных против 2-й Западной армии, подчинил брата своего маршалу Даву. Иероним, огорчённый этим распоряжением, уехал из армии в свою столицу — Кассель 4-го (16-го июля) [56].

Приложения

“История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам”
Генерал-майор Богданович Модест Иванович
Санкт-Петербург
1859 г.

Карта сайта

Создание сайта Наумов-Готман С. В.
LitObr@ya.ru 2021 - 2022 гг.