Читать ещё:
Глава Ⅹ. Сражение под Смоленском. ← пред. • след. → Глава Ⅻ. Сражение при Городечне.Глава Ⅺ
Расположение русских армий после сражения при Смоленске. — Фланговое движение 1-й армии с петербургской на московскую дорогу. — Движение Тучкова 3-го к речке Колодне. — Опасное положение 1-й армии. — Дело при Гедеонове. — Распоряжения Наполеона. — Дело на речке Колодне (при Валутиной-горе) и отступление Тучкова 3-го за Страгань. — Дело на Страгани (при Лубине). — Результаты всех сражений в окрестностях Смоленска. — Отступление русских армий по московской дороге. — Пребывание Наполеона в Смоленске. — Виды его. — Разговор Наполеона с Тучковым 3-м. — Распоряжения Наполеона в Смоленске.
После сражения при Смоленске 1-я Западная армия 6-го (18-го) августа, до самого вечера, была расположена, в нескольких эшелонах, по обе стороны пореченской дороги; 2-й и 4-й пехотные корпуса стояли в первом эшелоне, в расстоянии около двух вёрст от крайних домов Петербургского предместья; гренадерская дивизия Строганова (3-го корпуса Тучкова), в версте позади первого эшелона; наконец — ещё далее — 5-й пехотный корпус; 1-й и 2-й кавалерийские корпуса и Платов с большею частью казачьих полков — за правым флангом 2-го пехотного корпуса и впереди его; 3-й кавалерийский корпус с несколькими казачьими полками близь мызы Пезовенки, для охранения сообщения со 2-ю армией. Арриергард Корфа удерживался во весь день в Петербургском предместье. Князь Багратион со 2-ю армией выступил с речки Колодни по московской дороге, к селению Пнева-Слобода, близ Соловьёвой-переправы, оставя отряд генерал-лейтенанта князя Горчакова с тремя казачьими полками Карпова против Шеина-острога, на шестой версте от Смоленска, с приказанием оставаться там до смены войсками 1-й армии [1].
Со стороны Французов, весь день 6-го (18-го) августа прошёл в покушениях переправиться вброд на правый берег Днепра и утвердиться в предместьях; наконец, уже в ночь с 6-го на 7-е удалось им устроить мосты и начать переправу [2].
Барклай де-Толли, имея в виду воспользоваться темнотою ночи для скрытия от неприятеля первоначального отступления ближайших к нему наших войск, отдал диспозицию, по которой корпусам 1-й армии назначено было выступить с мест своего расположения на петербургской дороге ввечеру 6-го (18) августа. Главнокомандующий, желая облегчить фланговое передвижение армии на московскую дорогу, разделил войска на две колонны, которые должны были, совершив два перехода, опять соединиться у Соловьёвой-переправы (карта для объяснения действий в окрестностях Смоленска). Первая колонна генерала от инфантерии Дохтурова состояла из 5-го и 6-го пехотных, 2-го и 3-го кавалерийских корпусов и всей резервной артиллерии. Поскольку этим войскам надлежало совершить более окольное движение, нежели другой колонне, то им назначено было выступить двумя часами ранее — именно в 7 часов вечера, по петербургской дороге, к Стабне, а потом повернуть по просёлочной дороге на Зыколино, Пойсклово и Сущово к Прудищу, остановиться там на ночлег и прибыть на следующий день к Пнёвой-Слободе близ Соловьёвой-переправы. Вторая колонна генерал-лейтенанта Тучкова 1-го, при которой находился сам главнокомандующий, состояла из 2-го, 3-го, 4-го пехотных и 1-го кавалерийского корпусов и должна была следовать по петербургской дороге только до Крахоткина, а потом повернуть через Полуево, Горбуново, Жабино и Кашаево на московскую дорогу и продолжать в тот же день движение к Бредихину, а на следующий — к Соловьёвой-переправе. Войскам Тучкова 1-го назначено было двигаться в таком порядке, чтобы в голове колонны шёл 1-й кавалерийсюй корпус, за ним 3-й и 4-й пехотные; 2-му же пехотному корпусу сперва предписано было выйти кратчайшим проселком на московскую дорогу; но впоследствии и сии войска направились за 4-м корпусом через Горбуново. Арриергард генерал-адъютанта Корфа, состоявший из Сумского и Мариупольского гусарских полков, Польского уланского, семи егерских полков 2-го и 4-го пехотных корпусов и одной пешей артиллерийской роты,получил приказание, сняв до рассвета все свои передовые посты, отступать вслед за второю колонною; а Платов — отделить часть своих казаков в арриергард Корфа и образовать на пространстве от Смоленска до Поречья цепь отрядов, которые, при сближении обеих колонн 1-й армии к Соловьёвой-переправе, должны были стянуться влево к Днепру и составить главный арриергард армии. Хотя Барклай де-Толли мог считать московскую дорогу совершенно обеспеченною войсками князя Багратиона, однако же приказал особому авангарду, составленному из полков Елисаветградского гусарского, Ревельского пехотного, 20-го и 21-го егерских, трёх казачьих и роты конной артиллерии, под начальством генерал-майора Тучкова 3-го, выступить в 8 часов вечера и двигаться впереди колонны Тучкова 1-го через Горбуново на московскую дорогу [3].
Отряд сей выступил с места расположения своего у пореченской дороги в указанное время; впереди его двигался небольшой авангард, составленный из Елисаветградского гусарского полка с двумя конными орудиями, под начальством генерал-майора Всеволожского. Просёлочные дороги, во многих местах пролегавшие через горы, леса и болотные ручьи, по которым назначено было следовать отряду и шедшей за ним колонне, были очень дурны; а мосты, служившие до того времени только для проезда крестьянских телег, так ветхи, что после первого перехода по ним артиллерийских орудий и кавалерии, их пришлось поправлять и даже совершенно перемащивать, разбирая для этого близлежащие крестьянские строения. Трёхтысячный отряд Тучкова принуждён был употребить 12 часов на переход менее 20-ти вёрст и вышел на московскую дорогу не прежде, 8 часов утра 7-го (19-го) августа. Очевидно было, что войска, двигавшиеся в хвосте колонны Тучкова 1-го, могли прибыть к этому пункту не прежде вечера.
В то время, когда войска Тучкова 3-го, выйдя из леса у деревни Тычининой, подходили к большой дороге, князь Горчаков, не дождавшись смены вверенного ему отряда войсками от 1-й армии, выступил к Соловьёвой-переправе. Для наблюдения же большой дороги к стороне Смоленска, оставлены были им три казачьих полка, под начальством генерал-майора Карпова. Если бы Тучков, выйдя на московскую дорогу, направился к Бредихину, то открыл бы пункт, на который выходила просёлочная дорога из Крахоткина, и подал бы Французам возможность отрезать все двигавшиеся по ней войска и обозы. Положение, в которое столь неожиданно был поставлен Тучков, подало ему случай выказать решимость и сметливость, соответствовашие обстоятельствам: неприятель был близко и в значительных, силах; а вверенный Тучкову отряд отдалён от армии и не мог ожидать скорой помощи. Но, не обращая на то внимания, Тучков решился прикрыть пункт, на котором должна была выйти армия на большую дорогу, и с этою целью послал приказание генерал-майору Всеволожскому, ушедшему с передовым отрядом к Бредихину, возвратиться по пути к Смоленску, а сам, пройдя с отрядом около двух вёрст по большой дороге к Смоленску, остановился близ деревни Латышиной, где, дав отдых войскам, утомлённым трудным переходом без привала, отправился вместе с прибывшим к отряду генерал-квартирмейстером Толем на рекогносцировку к стоявшему впереди отряду Карпова, который между тем был оттеснён к селению Валутиной-горе. По прибытии к месту расположения казаков, Тучков и Толь заметили наступление сильных неприятельских колонн, составленных из пехоты и кавалерии, и лично убедились в том, что для наблюдения за неприятелем не было оставлено от 2-й армии никаких войск, кроме трёх казачьих полков. В то же время с передовых постов генерала Карпова пришло донесение об устройстве неприятелем мостов выше Смоленска у Прудищева, из чего можно было заключить о намерении его — двинуться оттуда на московскую дорогу. Вслед за тем перешедший к нам вестфальский дезертир подтвердил это донесение, объявив, что корпус маршала Жюно действительно переправляется у Прудищева. Получив эти сведения, генерал Тучков поспешил обратно к своему отряду, двинул его вперёд и расположил свои войска в десятом часу утра за речкою Колоднею, выставя небольшой авангард впереди селения Валутиной-горы; состоявшие же под начальством генерал-майора Карпова казачьи полки потянулись влево к Днепру [4].
Между тем как Тучков 3-й, с отрядом в 3,200 человек, готовился защищать позицию, от удержания которой зависело свободное отступление 1-й армии по московской дороге, на другом пункте — в соседстве Смоленска — уже происходило упорное дело. Обстоятельства, подавшие к тому повод, были следующие. Из войск ближайшей к неприятелю колонны Тучкова 1-го, только следовавшие в голове её два корпуса, 1-й кавалерийский и 3-й пехотный, выступили с места своего расположения, согласно диспозиции, 6-го (18-го) августа в девять часов вечера, и двигались по указанному направлению через Горбуново; напротив того, 4-й пехотный корпус графа Остермана опоздал и задержал 2-й пехотный корпус до того, что двигавшаяся в хвосте его дивизия принца Евгения Виртембергского снялась с места своего расположения уже в час пополуночи. От этого произошёл большой промежуток между 3-м и 4-м пехотными корпусами; а полки 4-го корпуса растянулись и оторвались один от другого, некоторые из них сбились с надлежащего направления и следовали по различным дорогам. Переправа через многие плохие мостки и исправление их замедлили движение колонны, которая растянулась до чрезвычайности. Каким именно образом блуждали войска — никто не мог объяснить ни тогда, ни в последствии; известно только то, что часть 4-го пехотного корпуса и весь 2-й, за ним следовавший, сбились с дороги от Крахоткина к Горбунову, двигались просёлками вправо через лес, кружились около Смоленска и, выйдя из леса в шестом часу утра, очутились у селения Гедеонова, в полуторе версте от крайних домов Петербургского предместья. В это самое время, войска Нея уже успели переправиться через Днепр и строились в колоннах впереди Петербургского предместья; французские войска тогда находились в таком близком расстоянии от наших, что можно было явственно слышать сигналы в их стрелковой цепи, а равно барабанный бой и музыку подходивших полков.
К счастию, на этом пункте явился совершенно случайно Барклай. Среди общего замешательства, происшедшего от столкновения колонн, сбившихся с надлежащего направления, он не потерял присутствия духа, несмотря на очевидную угрожавшую его армии опасность: некоторые из полков, заблудившиеся в лесу, могли быть выведены оттуда не прежде, как через три или четыре часа, что подвергало их потере пути отступления, в случае занятия неприятелем Горбунова; арриергард Корфа, следовавший на Крахоткино для скрытия направления, по которому отступали главные наши силы, столь же легко мог быть отрезан [5].
Барклай де-Толли, оставаясь у Гедеонова, для встречи неприяетеля на сём пункте, поручил начальнику штаба армии, генералу Ермолову, ускорить движение колонны, следовавшей просёлочною дорогою на Горбуново. Распоряжения Барклая заключались в том, чтобы, удержав неприятеля у Гедеонова ближайшими войсками, направить все прочие части 2-го пехотного корпуса к Горбунову, а Корфа, сперва к Гедеонову, а потом тоже к Горбунову (план сражения при Смоленске 5-го (17-гo) августа). С этою целью Барклай остановил первые попавшиеся ему полки 7-й дивизии, Белозёрский и Вильманстрандский, состоявшие под начальством полковника Керна, два взвода Изюмских гусар и четыре орудия и, расположив этот отряд, поддержанный Тобольским полком 4-й дивизии, на высотах у селения Гедеонова, поручил над ним начальство принцу Евгению Виртембергскому с приказанием удерживаться до прибытия туда Корфа. «Теперь нужно ещё более усердия, нежели третьего дня; дело идёт о спасении армии», — сказал главнокомандующий принцу Евгению.
К счастию, неприятель не мог знать в точности, в каком положении тогда находилась наша армия, и потому оставался в бездействии. Ней, перейдя на рассвете через Днепр, стоял несколько часов впереди Петербургского предместья, между пореченскою и московскою дорогами, и не шёл далее, выжидая определительных известий о движениях русской армии. И действительно — трудно было вывести заключение, куда именно отступали наши главные силы: к северу, по петербургской дороге отходил арриергард Корфа.; к востоку, на пути к Москве, видны были передовые посты Карпова; а в промежутке между большими дорогами у Гедеонова, появились войска, сила и назначение которых не могли быть известны неприятелю. Спустя несколько времени — Мюрат, с двумя кавалерийскими корпусами Нансути и Монбрюна, переправясь вброд через Днепр, направился для разведания о расположении русских войск, правее Нея, по московской дороге; а корпус Груши двинулся влево, по петербургской дороге; ему было приказано повернуть вправо на Духовщину, для преграждения пути русским войскам; если бы они двинулись по этому направлению [6].
Бездействие Нея дало возможность принцу Евгению приготовиться к обороне занятой им позиции, между тем как сам Барклай, стоя на высоте позади Гедеонова, лично следил за его распоряжениями. Майор Людинсгаузен-Вольф (впоследствии генерал-майор и командир 18-й пехотной дивизии, смертельно раненный на штурме Браилова, 1828 года), с одним из батальонов Тобольского полка, занял возвышение впереди деревни, удачно пользуясь полуобрушившимся бруствером старинного земляного укрепления; остальные войска отряда расположились между деревнею и московскою дорогою, в кустарнике, зa рытвиною на ту пору высохшей речки. Мост через речку на большой дороге был зажжён.
Неприятель оставался на месте, в виду нашей позиции, до 8-ми часов; в это время началась перестрелка, а около 9-ти вышли из кустарника французские колонны, которые атаковали батальон Водьфа и окружили его; полковник Керн кинулся с Белозерским полком на французских стрелков, обходивших Вольфа с тыла; но, будучи атакован несравненно сильнейшим неприятелем, принуждён был отступить. Французы, преследуя его, ворвались в деревню, и хотя были выбиты оттуда майором Рейбницем с l-м батальоном Тобольского полка, однако же успели отрезать батальон Вольфа. Вслед за тем Ней повел вперёд войска, остававшиеся в резерве у предместья; а сильная кавалерийская колонна, растянувшись против нашего левого крыла, пошла в атаку на Вильманстрандский полк, стоявший близ московской дороги. B эту решительную минуту, когда некоторые из наших полков ещё блуждали по лесу — казалось уже не было никакой возможности удержаться в Гедеонове, а вместе с занятием сего пункта неприятель получил бы возможность отрезать арриергард Корфа и прочие войска, отставшие от колонны. Но в этот самый момент прибыли на место боя — с одной стороны кавалерия арриергарда Корфа, состоявшая из Сумского и Мариупольского гусарских полков, а с другой — Дохтуров с частью Елизаветградских гусар, высланных для разведания из отряда Тучкова 3-го, и с Изюмскими гусарами, прибывшими через Горбуново от 4-го корпуса; удачная их атака замедлила наступление Французов и выручила Вильманстрандский полк, а между тем подоспела к Гедеонову и пехота Корфа. Полковник Керн и майор Рейбниц пробились сквозь непртятельские войска, окружавшие Вольфа, опрокинули их и потом все вместе возвратились к Гедеонову. Принц Евгений, лично участвовавший в атаке Изюмских гусар, возвратясь на правый фланг своего отряда, в Гедеоново, получил от главнокомандующего приказание отступить на ближайшие высоты (за деревнею Галионщиною) и, заняв там позицию, прикрыть отступлениe Корфа к Горбунову. Отойдя к Галионщине, принц нашёл там Волынский полк своей дивизии и пешую артиллерийскую роту, сменил Волынцами оба полка 17-й дивизии, исстрелявшие в деле при Гедеонове все свои патроны, и приказал им идти вслед за прочими войсками 2-го корпуса, на московскую дорогу, к Лубину. Несколько спустя прошли за позицию, занятую принцем все войска Корфа, кроме двух батальонов 30-го егерского полка, оставшихся с небольшим числом казаков в виду неприятеля, между Гедеоновым и Галионщиною. Эти егеря, будучи атакованы превосходными силами Нея, отступили с уроном; а принц Евгений, пропустив их за свои войска и заметя, что Французы приостановили наступление, двинулся вслед за отрядом Корфа к Горбунову, и оттуда по просёлочному пути на московскую дорогу [7].
Наполеон, узнав о встрече Нея с русскими войсками, приказал корпусу Даву идти вслед за корпусом Нея, а вестфальскому корпусу Жюно — переправиться через Днепр у Прудищевой. Гвардия была оставлена в Смоленске; корпус вице-короля прибыл туда же; корпус Понятовского оставался на левой стороне Днепра, выше Смоленска. Сам Наполеон, нетерпеливо желая знать ход дела, отправился к корпусу Даву, который, отрядив дивизию Морана в помощь Нею, расположен был с четырьмя остальными своими дивизиями у деревни Вязовенки, между московскою и петербургскою дорогами, в двух верстах от Смоленска. Получив там от прибывших с поля сражения ординарцев известие о появлении русских войск на московской дороге, Наполеон, хотя и не знал, что дело шло о фланговом передвижении всей русской армии на эту дорогу, однако же приказал Нею двинуться вправо; а дивизии Морана, корпуса Даву, отряжённой незадолго пред тем Неем влево, для обхода позиции принца Евгения с правого фланга — возвратиться к Смоленску; Гюдень, с другою дивизиею корпуса Даву, послан был в помощь Нею для нападения на русские войска, стоявшие на московской дороге, с фронта, между тем как Мюрат и Жюно должны были обойти нашу позицию с левого фланга. Канонада на московской дороге, снова начавшаяся около полудня, более и более усиливалась; но Наполеон приписывая её единственно желанию русских военачальников прикрыть отступление обозов и не зная как важно было для нас удержаться на занятой Тучковым 3-м позиции, возвратился около пяти часов пополудни в Смоленск [8]. Генерал Гурго, бывший тогда ординарцем (officier d'ordonnance) при Наполеоне, говорит, будто бы он, прежде своего отъезда, поручил ему находиться при наступавших войсках и соглашать движения Нея, Мюрата и Жюно [9].
Между тем войска Тучкова 3-го, ещё в десять часов утра, заняли, в ожидании неприятеля, позицию на московской дороге, за речкою. Довольно затруднительно сказать, с совершенною непогрешительностью, где именно были расположены эти войска: за рекою ли Колоднею или за другою речкою, между селениями Топоровщиною и Латышиною. Обе эти речки пересекают, почти под прямым углом, большую дорогу, и потом, сделав крутой поворот, текут параллельно сей дороге до самого впадения своего в Днепр. Другие речки, ив числе их Страгань, также пересекают московскую дорогу и, повернув круто, сливаются вместе и соединяются с Колоднею. Все эти речки, левые берега которых почти везде господствуют над правыми, могли, бы образовать довольно хорошие позиции против неприятеля, наступающего со стороны Смоленска, если бы, сии позиции не были подвержены обходу, с левого фланга.
Войска Тучкова З-го сперва были расположены на позиции за речкою (Крлоднею) следующим образом: конно-артиллерийская рота на скате высоты, поперек большой дороги; 20-й и 21-й егерские полки, под командою генерала князя Шаховского, заняли кустарники, по сторонам дороги; Ревельский пехотный полк Тучкова 4-го и несколько эскадронов Елисаветградских гусар генерал-майора Всеволожского стали в резерве; казачьи полки были отряжены влево к Днепру.
План сражения при Лубине 7 (19) августа 1812 года
Неприятель появился перед нашей позицией около полудня. Сначала Ней ввёл в дело только дивизию Разу; за нею постепенно прибывали полки других двух дивизий, двигавшиеся левее большой дороги, по весьма пересечённой местности. Построение войск к бою и предварительные меры для разведания о расположении нашего отряда потребовали столько времени, что когда неприятель развернул свои войска и перевес его в силах сделался несомненным — тогда уже подоспели первые наши подкрепления. Генерал Ермолов, убеждённый в угрожавшей нам опасности при дальнейшем наступлении неприятельских войск по московской дороге, ускорял всеми мерами движение колонны Тучкова 1-го и убедил его в необходимости поддержать отряд брата его. Поскольку последние войска 3-го пехотного корпуса, около часа пополудни, пройдя выход на большую дорогу, направились к Бредихину, то немедленно было приказано полковнику Желтухину с полками Лейб-гренадерским и гренадерским графа Аракчеева и с шестью орудиями 1-й батарейной роты, двигавшимися в хвосте 3-го корпуса, обратиться назад к речке Колодне. Первый из этих полков остался на высотах у большой дороги, а другой занял опушку леса влево от дороги. Это подкрепление, в числе всего-на-всё 2200 человек, дало возможность отряду удержаться на первой позиции до трёх часов пополудни, когда значительное превосходство неприятеля в числе войск наконец заставило Тучкова 3-его отступить за речку Страгань [11]. Таковы были меры, принятые в ожидании прибытия на место сражения Барклая де-Толли начальником штаба 1-й армии генералом Ермоловым для поддержания отряда, от мужественной обороны которого зависело спасение значительной части войск и обозов, тянувшихся по просёлочным дорогам [12]. Кроме геройской храбрости нашего отряда, весьма много способствовало упорной обороне его то обстоятельство, что у неприятелей не было главного начальника. Наполеон, не ожидавший в сей день упорного сражения, потому что Русские, после кровопролитного боя, дорого стоившего обеим сторонам, только что уступили Смоленск, появился в соседстве сражавшихся войск на короткое время и, считая встречу при Валутине обыкновенным арриергардным делом, уехал обратно в город. Ней распоряжал действиями только трёх дивизий своего корпуса и прибывших уже в конце сражения двух дивизий корпуса Даву. Мюрат, развернувший свою кавалерию вправо от большой дороги, и Жюно, переправившийся через Днепр у Прудищева, также командовали только непосредственно им подчинёнными войсками. Все трое действовали независимо один от другого и потому не могли направлять своих усилий с надлежащим согласием к достижению общей цели [13].
В четыре часа пополудни с нашей стороны успели собраться на позиции за речкою Страгань 17 батальонов, в числе до 8-ми тысяч человек. Сперва, около трёх часов пополудни, прибыл один из сводных батальонов, присланный Тучковым 1-м из З-го пехотного корпуса, между тем как прочие войска сего корпуса продолжали отступать к Бредихину; потом, уже около 4-х часов, пришли головные полки 4-го пехотного корпуса (Екатеринбургский, Елецкий и Рыльский), которые, выйдя из леса у деревни Тычинина, получили приказание идти вправо от дороги, в помощь отряду Тучкова 3-го. От ошибочно принятого направления и случайных остановок, 4-й корпус отстал от 3-го на значительное расстояние и вышел на большую дорогу четырьмя часами позже последних войск З-го корпуса.
Позиция на речке Страгани, непосредственно прикрывавшая выход колонны Тучкова 1-го на большую дорогу, была столь важна в стратегическом отношении, что необходимо было удерживаться на ней до последней крайности. Правое крыло её простиралось по высоте прикрывавшей выход на московскую дорогу и соединение нескольких просёлочных путей; в центре находилась низменная, частью болотистая местность; на левом крыле выдавался вперёд не обширный, но довольно густой лес; а ещё левее — пространное поле, удобное для действий кавалерии, склонялось назад к болотистой речке. Следовательно, позади левого крыла находилась препятствовавшая отступлению войск местность, и кроме того эта часть позиций была отделена от правого крыла болотистою равниною. Несмотря однако же на эти важные неудобства, нельзя было ни уступить неприятелю сию позицию, ни ограничиться обороною большой дороги и высот правого крыла, потому что в первом случае неприятель мог занять выход от Горбунова на московскую дорогу, а во втором — направиться в обход левого фланга и в тыле позиции.
Войска, собранные на речке Страгани, были расположены генералом Ермоловым следующим образом: восемь батарейных орудий (3-го и 4-го пехотных корпусов) на высоте у большой дороги; конная рота — на той же высоте, правее пешей артиллерии; шесть батальонов Лейб-гренадерского, Екатеринбургского и Елецкого полков, стали позади артиллерии, Ревельский полк (два батальона) расположился правее, заняв лес у селения Грейчишки; 20-й и21-й егерские полки (четыре батальона) заняли болотистую, поросшую кустарником долину, влево от большой дороги, имея за собою в резерве вводный гренадерский батальон 3-й дивизии и один из батальонов графа Аракчеева полка; другой же батальон сего полка стал на горе, позади рощи, занятой Рыльским пехотным полком (два батальона]. Генерал-майор Карпов с казачьими полками расположился впереди левого фланга, у селений Гумничина и Мартина [14]. Между тем Ермолов, получив от препровождённых к нему генералом Тучковым 3-м двух виртембергских гусар сведение о движении двенадцати пехотных и кавалерийских полков Жюно и Мюрата в обходе нашего левого фланга, именем главнокомандующего приказал генерал-адъютанту графу Орлову-Денисову с 1-м кавалерийским корпусом поспешить на, рысях от Бредихина к Заболотью и по прибытии туда расположить корпус, не переходя болота, на высотах. Ему же подчинены были генералом Ермоловым прибывшие на позицию Тучкова из отряда Корфа гусарские полки, Сумской и Мариупольский, и примкнувшие к ним два эскадрона Изюмских гусар и Елисаветградский гусарский полк (всего 26 эскадронов с четырьмя конными орудиями). Граф Орлов-Денисов расположил их, для охранения позиции Тучкова 3-го от обхода с левого фланга, впереди большого болота, фронтом к лесу; желая убедить гусар, что отступать было некуда, он приказал послать из каждого эскадрона по нескольку человек для осмотра мест способных к отступлению за болото, и когда оказалось, что оно было совершенно непроходимо, тогда Орлов-Денисов объехал войска, увещевая их исполнить долг свой, потому что им не оставалось ничего более как победить или умереть. Предвидя покушение неприятеля выйти из леса, он расположил Mapиупольский, Сумской и Елисаветградский полки в четыре линии, в шахматном порядке, с эскадронными интервалами между эскадронами, примкнув правый фланг к пригорку над болотом, отделявшим нашу кавалерию от большой дороги. На этом пригорке были поставлены четыре конные орудия. Пять казачьих полков и два эскадрона Изюмских гусар составили левое крыло, примыкавшее левым флангом к болоту. Войска же 1-го кавалерийского корпуса были поставлены на высотах за болотом, в тылу позиции. Граф Орлов-Денисов, имея ввиду выказать неприятелю свои силы, воспользовался мелким кустарником, прикрывавшим высоты, и расположил по опушке его всю эту кавалерию в одну линию [15].
Неприятель, подойдя к позиции, занятой нашею пехотою на речке Страгань, ограничился в продолжение часа канонадою и перестрелкою с тою целью, чтобы дать время подойти ожидаемым им подкреплениям. По прибытии же на место сражения дивизии Гюдена, около пяти часов пополудни, Ней направил её в двух колоннах против батареи, стоявшей на большой дороге; дивизия Разу, также в двух колоннах, двинулась по низменной местности против нашего левого крыла; прочие же две дивизии корпуса Нея были оставлены в резерве: Ледрю на большой дороге, Маршана — против Бублеевской рощи. Французы четыре раза кидались на батарею, но каждый раз были опрокидываемы нашими войсками; в особенности же отличились здесь Лейб-гренадеры, которые потеряли в сей славный для них день 5 офицеров и 42-х нижних чинов убитыми и 286 человек ранеными. Неприятель, не успев овладеть нашей батарей, обратил свои усилия на другой пункт позиции: войска Разу направились по долине в обход артиллерии, выбили из леса Рыльский полк и оттеснили егерей 20-го и 21-го полков; но были опрокинуты стоявшими в резерве батальонами, сводным гренадерским и графа Аракчеева. Таким образом 14 русских батальонов, в числе около семи тысяч человек, удержались против четырнадцати тысяч Гюдена и Разу. Сам Гюдень подъехал к полуразрушенному мосту на речке Страгани, слез с лошади и, став в голове 7-го лёгкого полка,. перевёл его через мост без выстрела и, остановясь на противолежащем берегу, наблюдал за движением прочих своих полков, проходивших мимо его с восклицаниями: „Vive l'Empereur” (дa здравствует император), но в то самое время, когда уже переходили через речку последние его войска, поражён был смертельно ядром, раздробившим ему ногу. Начальство над его дивизией принял Жерар. Все атаки неприятеля на нашу батарею, стоявшую на большой дороге, были отражены с значительным уроном [16].
Но между тем Французы выставили сильную артиллерию против фронта позиции Тучкова; в то же время, расположение значительных сил против нашего левого крыла угрожало нам обходом с фланга. Жюно, за несколько часов пред тем переправившийся с своим корпусом, в числе 14-ти тысяч человек, через Днепр, находился близь деревни Тебеньковой, тогда, когда отряд Тучкова оборонялся ещё на первой своей позиции. Ничто не мешало войскам Жюно выйти на московскую дорогу, что без всякого сомнения, не только заставило бы нас отказаться от обороны позиции за Страганью, но и поставило бы наш отряд в весьма опасное положение. Но Жюно, по уверению некоторых писателей, уже страдавший припадками сумасшествия, вместо того, чтобы решительно занять большую дорогу, скрыл свои войска в Тебеньковском лесу и не пошёл далее. Напрасно Мюрат, прискакав к нему с несколькими всадниками, уговаривал его идти в дело; Жюно оставался на месте, отговариваясь неимением на то приказания от императора. Наконец, с большим трудом, он решился послать вперёд один батальон и роту лёгкой пехоты [17]. Эта рота, выйдя неосторожно из кустарника на поляну, была изрублена Мариупольскими гусарами. Несколько времени спустя, когда уже Ней повёл решительное нападение на нашу позицию, Жюно, по требованию Мюрата, выслал вперёд свою кавалерию [18], которая опрокинула казаков на стоявший за ними Сумской гусарский полк и привела его в беспорядок; но вслед за тем граф Орлов-Денисов с Мариупольскими и Елисаветградскими гусарами ударил во фланг неприятелю и, производя постепенные атаки линиями, проходившими одна через другую, не позволил французской кавалерии развернуться против левого крыла нашей позиции.
В продолжение времени этих действии на нашем левом крыле, неприятель опять атаковал занятую Рыльским полком рощу, но был отражён с содействием батальона графа Аракчеева полка. Сам Барклай де-Толли, прибыв на место сражения, распоряжался с своим обычным хладнокровием [19]. Убедясь в необходимости усилить отряд свежими войсками, главнокомандующий приказал Коновницыну с Муромским, Черниговским и Копороким полками его дивизии (прибывшими по предварительному распоряжению начальника штаба 1-й армии, от 3-го пехотного корпуса, со стороны Бредихина), подкрепить центр; Екатеринославскому гренадерскому полку (пришедшему также от 3-го пехотного корпуса), под начальством генерал-майорa Цвиленева, войти в первую линию на правом крыле; а полкам Перновскому и Полоцкому (4-го пехотного корпуса), под предводительством генерал-майорa Чоглокова, с ротою конной артиллерии, вышедшим у Тычининой на большую дорогу, усилить кавалерию, действовавшую на левом крыле. Кексгольмский полк (4-го же корпуса) стал правее 1-го кавалерийского корпуса, на высоте в роще. Вслед за тем, по приказанию Барклая, все остальные полки 3-го пехотного корпуса (Павловский, Таврический и Санктпетербургский гренадерские), с тремя артиллерийскими ротами, прибыв к отряду около шести часов пополудни, составили общий резерв за деревнею Лубино [20].
В это самое время неприятель возобновил усиленную атаку на центр нашей позиции и заставил Лейб-гренадерский, Елецкий и Екатеринбургский полки податься назад. Исправлявший должность дежурного генерала, полковник Кикин, адъютант генерала Ермолова гвардейской артиллерии поручик Граббе и адъютант генерала Милорадовича ротмистр де-Юнкер, собрав рассеянных людей, бросились с барабанным боем в штыки и очистили дорогу; между тем как Барклай де-Толли сосредоточил по наступавшим войскам огонь батареи, стоявшей на большой дороге с 12-ю батарейными орудиями роты полковника Воейкова, а генерал Коновницын, с шестью свежими батальонами своей дивизии, ударил в штыки, опрокинул неприятеля и восстановил связь между правым и левым крылами отряда. Тогда Французы, не успев в атаке на центр, обратили свои усилия на наш правый фланг. Одна из наших батарей была принуждена податься назад, но генерал Ермолов повёл Лейб-гренадерский полк на неприятеля и удержал его стремление [21].
Около 7-ми часов пополудни, вышел на московскую дорогу 2-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Баггевута. Шедшая в голове корпуса 17-я дивизия стала в резерве Лейб-гренадерского, Елецкого и Екатеринбургского полков, правее большой дороги; 4-я дивизия принца Виртембергского и арриергард Корфа, прибывшие на место сражения уже в сумерки, расположились за селениями Косино и Тычинино, в резерве правого крыла и центра [22]. Между тем на левом нашем крыле, неприятельская кавалерия, двинувшись правее леса и кустарника, готовилась обойти с левого фланга позицию, занятую нашими гусарами. Граф Орлов-Денисов, заметя сие движение, приказал всем своим четырём линиям завернуть левый фланг назад и, сократив таким образом протяжение фронта между двумя болотами, получил возможность отделить часть войск в резерв. Елисаветградский полк стал в колоннах за правым флангом; а два эскадрона Изюмского гусарского полка и один из казачьих полков — за левым флангом боевых линий. Присланные же, по просьбе Орлова-Денисова, в подкрепление ему войска расположились следующим образом: Полоцкий полк стал нa правом крыле, у пригорка в кустарнике; Перновский, построясь в каре, занял место в центре; 12 орудий, вместе с прежде бывшими 4-мя, поставлены на пригорке скрытно за правым крылом первой линии [23].
В половине 6-го часа (по другим сведениям, в 7 часов) войска дивизии Охса (корпуса Жюно), выйдя из кустарника, прошли через Бублеевскую рощу и направились против правого крыла позиции, занятой Орловьм-Денисовым. Батарея в шестнадцать орудий, там стоявшая, допустив неприятеля на картечный выстрел, открыла частую канонаду, усиленную огнём Полоцкого и Перновского полков. Неприятельские войска были отражены с большим уроном и преследованы к селению Гумничину Сумскими гусарами и казаками. 3десь тяжело ранен картечью в бок генерал-майор Филисов. В 8 часов вечера на левом нашем крыле бой прекратился совершено [24].
В 9 часов, когда уже совершенно смеркалось, дивизия Гюдена, под начальством генерала Жерара (впоследствии маршал Франции), перейдя через Страгань, кинулась на нашу позицию. Тучков 3-й, имея в виду обеспечить спасение раненых, повёл навстречу неприятелю Екатеринославский гренадерский полк; но едва лишь успел приблизиться к Французам, как под ним убили лошадь. Желая ободрить солдат, он пошёл в голове передних рядов, ударил в штыки, но наши гренадеры были опрокинуты и сам Тучков, раненный штыком в бок и получивший несколько ран в голову, остался в руках Французов. Полки 2-го пехотного корпуса (Рязанский и Брестский), подоспевшие к выходу на большую дорогу, под начальством генерала Олсуфьева, остановили неприятеля и не позволили ему идти далее. Коновницын, выставя сильную цепь, отослал артиллерию назад по московской дороге. Войска наши получили приказание отступить на следующий день 8-го (20) августа, в 4 часа утра [25].
Дело при Лубине было весьма кровопролитно: неприятель потерял в сей день вообще (считая вместе с потерею при Гедеонове) выбывшими из фронта 8,768 человек [26]. С нашей стороны, по показанию Бутурлина, урон простирался до 5-ти тысяч человек [27].
Сражение при Лубине (именуемое также сражением при Валутиной-гоpе) было последним актом кровавой драмы, начавшейся деломпри Красном 2-го (14-го) августа. Последствием всех сражений в окрестностях Смоленска было взятие неприятельскими войсками этого города и пространства, на котором происходил бой 7-го (19-го) августа; но Наполеон не достиг своей цели, состоявшей в том, чтобы вовлечь нашу армию в генеральное сражение и одержать над нею решительную победу. Французы считают себя победителями во всех этих делах. Но приняв во внимание, с одной сторон, какиевыгоды они могли извлечь при значительном своём превосходстве в силах, из опасного расположения наших армий под Смоленском, и с другой — какими пожертвованиями Наполеон достиг обладания разрушенным городом, оказывается, что хотя оборона Смоленска и не была предпринята следствием глубоко обдуманных соображений, однако же принесла нам существенную пользу, послужив к ослаблению неприятельской армии. Со времени переправы при Расасне до сражения при Лубине включительно, Наполеон потерял вообще выбывшими из фронта более двадцати тысяче человек; с нашей стороны урон не превышал четырнадцати тысяч человек: следовательно — был в полтора раза менее неприятельского; к тому же мы могли скорее пополнить свою убыль в войсках, нежели Французы, удалившиеся от источников средств укомплектования армии.
Войска обеих сторон покрыли себя славою; и те и другие — дрались с равною храбростью, однако же нельзя не заметить, что во всех делах, происходивших в окрестностях Смоленска, на стороне Французов было превосходство в числе войск: Неверовский с шестью тысячами человек пехоты сражался против пятнадцати тысяч всадников Мюрата, поддержанных семью тысячами человек пехоты Нея; Раевский с тринадцатью тысячами человек удерживал двадцать две тысячи Нея; Дохтуров, сперва с двадцатью, а потом с тридцатью тысячами войск, оборонял Смоленск целый день против сорока пяти тысяч человек, поддержанных девяноста тысячами Наполеона. Принц Евгений Виртембергский с, горстью войск удерживался на позиции у Гадеонова против корпуса Нея; наконец, — Тучков 3-й прикрывал отступление колонны своего брата, Тучкова 1-го, на позиции за речкою К.олоднею, сперва с тремя, а потом по прибытии в помощь ему гренадерской бригады Желтухина, с пятью тысячами человек, против двадцати тысяч Нея; затем, отступив на другую позицию за речку Страгань, отряд Тучкова 3-го был постепенно усилен до двадцати двух тысяч человек, из которых действительно введено в огонь около семнадцати тысяч человек, державшихся ещё в продолжение шести часов против корпуса Нея, дивизии Гюдена и части войск Жюно, в коих было не менее тридцати двух тысяч человек, поддержанных резервами, в числе семнадцати тысяч [28]. Необыкновенное мужество русских войск дало возможность их начальникам, поставленным в опасное положение, совершить великие подвиги. Отступление Неверовркого было славно. Раевский дал время обеим нашим армиям подоспеть к Смоленску. Дохтуров, с содействием Коновницына и принца Евгения Виртембергского, отстаивал Смоленск против Наполеона и Большой его армии и отступил только лишь тогда, когда получил приказание на то от Барклая де-Толли. Принц Евгений удерживал несравненно превосходнейшие силы Нея в продолжение нескольких часов, не позволил ему отрезать значительную часть армии и дал время Тучкову 3-му прикрыть выход ближайшей к неприятелю нашей колонны на московскую дорогу и обеспечить её отступление.
Напротив того, неприятельские полководцы, хотя и овладели местом сражения в делах при Смоленске и Лубине, однако же не сделали всего того, что могли сделать. Мюрат не успел отрезать и уничтожить отряд Неверовсого; Ней не воспользовался малочисленностью Русских в первый день сражения при Смоленске и не овладел сим городом; Наполеон, в надежде вовлечь русскую армию в генеральное сражение, штурмовал укреплённый город, причём войска его понесли несравненно больший урон, нежели наши; Жюно, переправясь через Днепр, вместо того, чтобы выйти на московскую дорогу в тыл позиции Тучкова, проложить путь кавалерии Мюрата и содействовать нападению Нея, оставался в бездействии. Мы уже имели случай заметить, что многие из этих недоразумений и ошибок были последствиями незнания топографических свойств театра войны, но опытность и искусство французских генералов должны были пособить этому неудобству, которое всегда встречается в войне, и в особенности при наступательных действиях. Вообще, ведя войну, редко имеем точные сведения о местности, служащей поприщем действий; ещё реже можно иметь такие сведения о неприятельских войсках. Военачальник на каждом шагу находится в необходимости выводить истину из соображений недостаточных и противоречащих между собою сведений, и в этом-то выводе, преимущественно, проявляется его искусство.
После сражения при Лубине, войска колонны Тучкова 1-го, снявшись с ночлега при речке Яровенке, 8-го (20-го) августа, в 4 часа yтpa, выступили к Соловьёвой-пepeправе, соединились там с войсками Дохтурова и вместе с ними переправились через Днепр по трём понтонным мостам, частью ввечеру того же дня, частью поутру 9-го (21-го) августа. На правой стороне Днепра оставался Платов с арриергардом Корфа в составе тридцати двух эскадронов (полки Сумской, Мариупольский, Елисаветградский гусарские и Польский уланский) и с большею частью казачьих полков; а для поддержания его был расположен на левом берегу генерал-майор барон Розен с 6-ю егерскими полками, конно-артиллерийскою ротою полковника Захаржевского и полуротою пешей артиллерии [29]. Все прочие войска 1-й Западной армии, 9-го (21-го) и 10 (22) августа отошли к Усвятью на реке Уже. Поскольку мосты на Днепре тогда уже были сняты, то кавалерия, находившаяся в арриергарде, перешла на левую сторону реки вброд. Неприятель кинулся её преследовать, но был удержан огнём батарей и стрелков, занимавших левый берег Днепра. В этот же самый день, 9-го (21-го), 2-я армия расположилась на левом фланге 1-й [30].
Между тем как происходило сражение при Валутине, Наполеон, почти во весь день, 7-го (19-го) августа), оставался в Смоленске. Поутру он со многими из своих генералов поехал в собор. Там ожидало его ужасное зрелище жителей Смоленска, увечных стариков, женщин, детей, искавших убежище под священным кровом Божией Матери и гибнувших от голода с воплями отчаяния. Дойдя до средины храма, Наполеон снял шляпу; вся свита его последовала примеру своего повелителя. Окинув взором несчастных Смолян и не удостоив их ни одним словом, Наполеон вышел из церкви и проехал по главной улице; где на каждом шагу видел, как разноплеменные его солдаты грабили и убивали беззащитных жителей. Возвратясь на квартиру, он уже в пятом часу выехал опять с большою свитою и, встретив выходившего из Преображенской церкви священника, приказал позвать его и через переводчика сказал ему: «Проведите меня к Днепровским воротам такою дорогою, чтобы никто из жителей города со мною не встретился». Священник провёл его по глухим улицам и получил за то наполеондор. Наполеон проехал через Днепровские ворота, отправился в Петербургское предместье и оттуда (как уже было сказано) к войскам Даву, но оставался там весьма не долго и возвратился в город [31].
Вечером Наполеон, узнав о всех обстоятельствах Валутинского сражения, был недоволен его последствиямие и в особенности бездействием вестфальского корпуса. В первом порыве гнева, он приказал, отняв у Жюно начальство над корпусом, сменить его только что прибывшим из Данцига Раппом; но благосклонность к старому ратному товарищу заставила его отменить отданное приказание. Желая убедиться лично в положении дела, он отправился 8-го (20-го) августа, в три часа утра, на поле сражения. Но уже Русские готовились отступать далее. Осмотрев место побоища и осыпав наградами сражавшиеся войска, и в особенности полки дивизий Гюдена, Наполеон возвратился в Смоленск [32]. Там, взвесив все обстоятельства своего положския, он впервые усомнился в успехе своего предприятия и изъявил намерение остановиться в Смоленске [33]. Некоторые из его приближённых, вице-король, Бертье, Даву, Коленкур, полагали, что в такую пору года не следовало начинать новую кампанию, а гораздо лучше было утвердиться на Днепре и заняться в продолжение зимы восстановлением Польши. Но многие оставались в уверенности, что Наполеон, силою своего гения, восторжествует над Русскими; что одно решительное сражение приведёт Французов в Москву и что повелитель их предпишет России условия мира, столько же славного, сколько и прочного [34]. Сам Наполеон колебался в нерешимости — остановиться ли в Смоленске или идти далее? Первые известия, полученные им в Смоленске, о действии фланговых корпусов своих на Двине и на Буге, побуждали его к осторожности; но вслед за тем, получив сведения, с одной стороны — об отступлении Тормасова на Волынь, после сражения при Городечне, а с другой — об удачном деле Сен-Сира при Полоцке, между тем как Мюрат и Даву донесли ему, что главная русская армия отступала в чрезвычайном порядке и, по-видимому, готова была принять решительное сражение. Наполеон, который всего более желал ускорить развязку дела, вознамерился продолжать преследование всеми своими силами, кроме кавалерийской дивизии Себастиани и пехотной Пино (4-го корпуса), отряжённых к Велижу и Суражу против Винцингероде. Наполеон знал, что многие из его ближайших сподвижников порицали его экспедицию в Россию, но не обращал на то ни малейшего внимания, надеясь, что окончательный успех оправдает его соображения. И прежде точно также порицали его быстрое движение в Моравиюю, до тех пор, пока он прекратил все толки победою при Аустерлице; и прежде считали всё потерянным после сражения при Эслинге, пока не одержана была победа при Ваграме. Наполеон был уверен в возможности победить русскую армию; он надеялся, что слава одержанного успеха заставит Французов забыть — и бедствия, ими перенесённые, и жертвы, которых могла стоить победа. Но этим надеждам не суждено было осуществиться [35].
Наполеон ошибся в характере императора Александра 1-го и в духе русского народа, надеясь одним решительным ударом сломить Россию и подчинить наше Отечество своей воле. Но заблуждение гениального человека было непродолжительно. Встретив на первом шаге своём в коренные области России, города и села оставленные, обращённые в пепел их жителями, Наполеон, вместо прежних властолюбивых планов о господстве над Россией, стал помышлять о прекращении борьбы, не обещавшей успешного исхода, и наклонность его к миру ясно выразилась при свидании его с захваченными в плен в сражении при Лубине генералом Тучковым 3-м.
Будучи представлен Мюрату, тотчас после сражения, Тучков был обласкан им. «Король Неаполитанский приказал своему хирургу осмотреть и перевязать раны мои, — говорит, Тучков в записках своих, — потом спросил меня: как силён быль наш отряд, бывший в деле со мною, и когда я отвечал, что нас было в деле 15 тысяч, тогда он с усмешкою сказал: полно! полно! Вы были гораздо сильнее (à d'autres, à d'autres! Vous étiez bien plus fort que cela).” Благосклонность Мюрата к Тучкову заставила его исполнить желание нашего генерала, который просил не забыть о награждении офицера представившего его к королю. Просьба была уважена и поручик Этьен, на следующий же день, получил орден Почётного Легиона. Генерал Тучков был привезён в полночь с поля сражения в Смоленск, где ему отвели комнату в том самом доме, где находилась квартира маршала Бертье. «Несколько дней спустя, —говорит Тучков, —Наполеон приказал узнать, позволит ли здоровье моё быть у него, и, получив в ответ, что хотя я ещё и очень слаб, однако же могу быть ему представ лен, прислал на другой день, поутру в 10-м часу, одного из адъютантов Бертье, полковника барона Флаго (Flahault), который, войдя ко мне, просил чтобы я с ним шёл к императору.
Наполеон занимал тогда дом, в котором прежде помещался смоленский военный губернатор. У дома толпилось множество офицеров и солдат, а при входе, по обеим сторонам, стояли конные часовые верхом; лестница и передняя комнаты были наполнены генералами и разными военными чиновниками. Пройдя мимо их, мы вошли в комнату, где уже не было никого кроме лакея, который, отворив дверь в кабинет Наполеона, впустил туда меня одного. Там нашёл я императора с начальником его штаба. У окна комнаты, на столе лежала развёрнутая карта России; на ней означено было расположение войск булавками различных цветов. В углу, близ окна, стоял маршал Бертье, а посреди комнаты — Наполеон. Первое его слово было: Какого вы корпуса? — Второго, отвечал я. — А! Это корпус Баггевута? — Точно так. — Родня ли вам Тучков, командир корпуса? — Родной брат мой. — Я не стану спрашивать, — продолжал Наполеон, — о числе вашей армии, а скажу вам что она состоит из восьми корпусов, каждый корпус — из двух дивизий, каждая дивизия — из шести пехотных полков, каждый полк — из двух батальонов. Могу сказать даже, сколько людей в роте. — Вижу, — отвечал я, — что Ваше Величество очень хорошо о всём знает. — Это не мудрено, — сказал Наполеон. — Всякий почти день мы берём пленных, и нет почти ни одного из ваших полков, из которых бы у нас не было солдат; их расспрашивают, записывают их ответы и таким образом получаются сведения о числе ваших войск. Затем, несколько помолчав, Наполеон продолжал: —Вы, господа, хотели войны, а не я; у вас говорят, что я зачинщик её, но это неправда, и я докажу вам, что вовсе не хотел войны, но вы к тому меня принудили. Тут он изложил, с своей точки зрения, свои отношения к России со времени Тильзитского мира. Потом, обратясь ко мне, спросил: — Скоро ли вы дадите генеральное сражение, или будете всё отступать? — Я отвечал, что намерения главнокомандующего мне неизвестны. Поверьте мне, — сказал Наполеон, — его немецкая тактика ни к чему хорошему не доведёт вас. Ваша нация, храбрая, благородная, преданная Государю, должна драться начистоту, а не следовать глупой немецкой тактике. Если вы уже расположены были воевать, то почему не заняли Польшу? Это было очень легко, и тогда вместо войны у себя, вы бы вели её в чужой земле. Да и Пруссаки, которые теперь против вас, тогда были бы с вами. Ваш главнокомандующий ничего этого не умел сделать, а теперь, отступая беспрестанно, опустошает собственную землю. Зачем он оставил Смоленск? Если он хотел его защищать, то для чего не защищал долее? Если же не имел этого намерения, то зачем же дрался в Смоленске? Разве только для того, чтобы разорить этот город до основания? Смоленск, такой прекрасный город! Он для меня лучше всей Польши, он был всегда русским и останется русским.
Императора вашего я люблю. Он мне друг, несмотря на войну; война ничего не значит. Государственные выгоды могут разрознить и родных братьев. Император Александр был и будет моим другом. Затем Наполеон позволил себе упрекать нашего Государя в пристрастии к иностранцам. Неужели он не мог, — сказал Наполеон, — из столь храброй, приверженной к Государям своим нации, какова ваша, выбрать достойных людей, которые, окружив его, доставили бы уважение его правлению?» Когда Тучков отвечал, что он, как подданный своего Государя, никогда не осмеливался судить о Его поступках, тогда Наполеон не только не рассердился, но даже, как бы с ласкою слегка дотронувшись до его плеча, сказал: «Вы совершенно правы. Я очень далёк от того, чтобы порицать ваш образ мыслей; но я выразил моё мнение только потому, что мьг теперь с глазу на глаз. Император ваш знает ли вас лично?» — Надеюсь, — отвечал Тучков, — я некогда имел счастие служить в гвардии. — „Можете ли вы писать к нему? — Никогда не осмелюсь утруждать Его моими письмами, и особливо в настоящем моём положении. — Но, если вы не смеете писать к императору, то можете написать к брату, что скажу вам? — К брату дело другое. Я к нему могу писать все". — „ Итак, вы меня очень обяжете, если напишете вашему брату, что вы меня видели и что я вам поручил написать к нему, что он мне сделает большое удовольствие, если сам или через Великого Князя либо главнокомандующего, как найдёт лучше, доведёт до сведения вашего Государя, что я ничего не желаю более, как прекратить миром военные наши действия. Мы уже довольно сожгли пороха и довольно пролито крови; ведь когда же нибудь надобно кончить! За что мы дерёмся? Я не питаю вражды к России. Вот, если б я имел дело с Англичанами (parlez moi de cela). Это было бы другое дело». (При этих словах Наполеон, сжавши кулак, поднял его вверх с угрозою). «Но Русские мне вовсе не враги. Вы хотите иметь кофе и сахар; вы будете иметь их. Но если у вас думают, что меня легко разбить, то я предлагаю: пусть из генералов ваших, которые наиболее имеют у вас уважения, как то: Багратион, Дохтуров, Остерман, брат ваш и прочие, пусть из них составят военный совет и рассмотрят положение и силы, мои и ваши, и если найдут, что на стороне вашей более вероятностей (chances] к успеху, то пускай назначат, где и когда им угодно будет драться; если же они найдут, что все выгоды на стороне моей, как и действительно есть, то к чему нам по-пустому проливать кровь? Не лучше ли вести переговоры прежде потери сражения, нежели после? Да и какие будут последствия проигранного вами сражения? Я займу Москву и какие б я ни принимал меры к сбережению её от разорения, всё будет напрасно. Занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь; что хочешь делай после, а чести не возвратишь. У вас говорят, что Россия не в Москве; это же самое говорили и Австрийцы, когда я шёл в Вену, но когда я занял их столицу, то они заговорили совсем другое. И с вами то же будет. Настоящая столица ваша не Петербург, а Москва».
Затем Наполеон, повторив Тучкову предложение написать брату своему всё слышанное, просил его также поместить в письме, что наши главнокомандующие весьма дурно делают, что при отступлении своём забирают с собою все местные начальства. «От этого, — продолжал Наполеон, — более вреда терпит страна, нежели я; мы не имеем в них никакой нужды». Продержав Тучкова более часа, Наполеон отпустил его, велел возвратить ему шпагу и советовал не огорчаться. «Плен ваш, — сказал он, — не может вам сделать бесчестья; так как вы взяты, берут только тех, которые бывают впереди, а не тех, кои остаются назади». Тучков, в письме к брату, описал весь свой разговор с Наполеоном и показал маршалу Бертье это письмо, которое было послано в нашу главную квартиру и представлено к Государю. Ответа Наполеону не было, да и можно ли было ему ожидать ответа от великодушного противника, давшего слово — не оставлять оружия, пока хотя один враг останется на земле русской [36].
В продолжение пребывания в Смоленске, Наполеон оценил все невыгоды квартирного расположения французской армии на Двине и Днепре. Нелегко было прикрыть такие квартиры, и в особенности зимою, когда реки в России не составляют препятствия движениям войск; ещё труднее было продовольствовать на месте в продолжение семи зимних месяцев, многочисленную армию, удалившуюся на значительное расстояние от источников своего продовольствия? Возможно ли было ожидать постоянства, в перенесении лишений от армии, состоявшей из двадцати народов, в числе которых некоторые были враждебны к Наполеону и Франции? Возможно ли было надеяться на преданность Пруссии, Австрии, Германии? Таковы были, по всей вероятности, обстоятельства, заставившие колебаться в сомнении решительного военачальника. Если бы Наполеон действительно мог выйти из того затруднительного положения, в которое он был поставлен беспредельным своим властолюбием, то никто не нашёл бы к тому средства вернее его самого, и порукою в том служат собственные распоряжения Наполеона во время пятидневного пребывания его в Смоленске. В это короткое время надлежало : принять меры для снабжения продовольствием огромной армии в стране, опустошённой и оставленной жителями, устроить госпитали для многих тысяч раненых; обеспечить сообщение армии с Литвою. Наполеон приказал обратить монастыри и общественные здания в магазины, устроить в Смоленске двадцать четыре пекарни и обширные госпитали, убрать несколько тысяч тел, как в самом городе, так и в окрестностях его; соорудить через Днепр прочный мост на сваях. Не все эти приказания могли быть исполнены: учреждение магазинов в таком размере, в каком Наполеон его требовал, было невозможно; в огромных госпиталях, заваленных многими тысячами раненых, недоставало нужнейших потребностей, так, что даже принуждены были заменять холст бумогою из архивов присутственных мест; на всяком шагу оказывался недостаток в средствах. К тому же для успеха административных распоряжений необходимы xopoшиe исполнители, которых недоставало во французской армии.
Наполеон, считая Смоленск пунктом первостепенной важности для последующих действий, оставил там одну дивизию Молодой гвардии, под начальством генерала Делаборда, и часть различных команд, находившихся в Витебске. Для сокращения пути, по которому следовали к армии маршевые батальоны, учреждена была, вместо этапной дороги, проходившей от Вильны, через Глубокое и Витебск, к Смоленску, другая — через Сморгони, Минск, Борисов и Оршу. Войска, оставленные в тылу главных сил, именно — корпуса Макдональда, Удино, Сен-Сира, Шварценберга, Рейнье и отряд Домбровского, получили приказание охранять тщательно фланги Большой армии. Виктору, находившемуся с 9-м корпусом на Висле, было предписано находиться в готовности к передвижению в Вильну, для поддержания, смотря по обстоятельствам, войск, действовавших в тылу Большой армии [37].
Войска же Большой армии, после сражения при Лубине, направились вслед за Русскими, отступавшими по московской дороге. Мюрату и Даву было поручено непосредственное преследование нашей армии; корпусам Нея и Жюно приказано идти по тому же направлению; вице-король, с войсками 4-го пехотного корпуса (за исключением дивизии Пино, отряжённой вместе с конницею Себастиани к Суражу), и с 3-м кавалерийским корпусом Груши, следовал левее главных сил на Духовщину; Понятовский сначала двинулся от Смоленска вверх по левому берегу Днепра, а потом правее главных сил. Сам же Наполеон, выслав свою гвардию из Смоленска ещё по утру 12-го (24-го) августа, выехал в следующую ночь и прибыл на рассвете 13-го (25-го) к войскам своим, находившимся в небольшом переходе от Дорогобужа, куда тогда отступили обе наши Западные армии [38]. Число войск Большой армии, за отряжением Делаборда с 4,500 человек в Смоленске, и Пино с восемью тысячами к Витебску, простиралось в это время до 148-ми или 150-ти тысяч человек [39]. Число войск русской армии, с находившимися при ней казаками, было несколько более ста тысяч.
Таким образом силы обеих сторон мало-помалу приходили в равновесие, которое могло быть нарушено единственно решительною победою. Наполеон полагал— и не ошибался в своём мнении — что Русские отступали как бы нехотя, и потому постоянно надеялся вовлечь их в генеральное сражение. Эта надежда постепенно привела его к Дорогобужу, к Вязьме, к Бородину; а от Бородина оставалось только четыре или пять переходов до Москвы. Наполеон сделал этот последний шаг; но русская армия не была уничтожена, и грозный завоеватель не достиг своей цели.
Читать ещё:
Глава Ⅹ. Сражение под Смоленском. ← пред. • след. → Глава Ⅻ. Сражение при Городечне.Приложения
“История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам”
Генерал-майор Богданович Модест Иванович
Санкт-Петербург
1859 г.
Создание сайта Наумов-Готман С. В.
LitObr@ya.ru
2021 - 2022 гг.