Читать ещё:
Глава Ⅸ. Наступательные действия русских армий под Смоленском. ← пред. • след. → Глава Ⅺ. Сражение при Лубине (или при Валутиной-горе).Глава Ⅹ
План сражения при Смоленске, август 1812 год.
Описание местности города Смоленска. — Расположение войск Раевского 4-го (16) августа. — Расположение неприятельских войск. — Сражение 4-го (16) августа. — Прибытие к Смоленску главных сил обеих Западных армий. — Движение 2-й армии на московскую дорогу. — Смена Раевского Дохтуровым. — Расположение войск Дохтурова 5-го (17) августа. — Расположение Наполеоновой армии. — Сражение 5-го (17) августа. — Пожар Смоленска. — Потери обеих сторон. — Разбор действий под Смоленском. — Выступление русских войск из Смоленска. — События 6-го (18) августа. — Причины бездействия обеих сторон в продолжение 6-го (18) августа.
Город Смоленск лежит по обе стороны Днепра: главная часть его построена на левом берегу, который в самом городе быстро спускается к реке; обширное С.Петербургское предместие находится на правом берегу, менее крутом нежели левый, но совершенно над ним господствующем (план сражения при Смоленске, 5-го (17) августа). Самый город окружён древнею стеною, сложенною из камня и кирпича ещё во времена Годунова, вторая простирается слишком на пять вёрст и имеет в вышину от 25-ти до 40, а в толщину от 10-ти до 18-ти футов. В верхней части её сделаны зубцы; а позади — устроен валгапг, шириною в 5 футов, с бойницами для ружейной стрельбы; кроме того, усилена стена со внутренней стороны контрфорсами. Для доставления же рвам фланговой обороны, построены были 36 четыреугольных и многоугольных башень, весьма слабого профиля, из коих в 1812 г. оставалось в целости только 17. По взятии Смоленска Поляками, в 1611 году, король Сигизмунд 3-й приказал построить на западной стороне города, между нынешними предместьями — Красненским и Мстиславльским — земляное пятиугольное укрепление небольшого пространства (так называемый — Королевский бастион). Это укрепление выдаётся из каменной ограды таким образом, что три бастиона обращены в поле, а два — к стороне города. Ров перед первыми бастионами сухой, а перед последними — водяной, через него сделан подъёмный мост. Перед некоторыми частями городской ограды устроен, по всей вероятности уже в новейшее время, прикрытый путь. Ров, окружающий стену, не глубок и вырыт для того лишь, чтобы получить землю, нужную для устройства гласиса, имеющего весьма малый профиль и ни мало не прикрывающего ограды. Позади каменной стены присыпан в уровень с нею земляной валганг, с тою целью, чтобы ставить там орудия; но, при всем том, ширина обоих валгангов вместе была недостаточна для удобного расположения артиллерии.
В Смоленске трое ворот: первые, на соединении дорог, ведущих из Красного, Мстиславля и Рославля, называются Малаховскими; к западу от них лежит Мстиславдьское предместье; а к востоку от этих ворот и от мстиславльской дороги простираются предместии Рославльское и Никольское; последнее имеет сообщение с городом посредством Никольских ворот; далее— на северо-восточной стороне от города, у самой реки, лежит предместие Раченка, через которое проходит дорога из Смоленска через деревню Шеин-острог, в селение Прудищево. Близ обоих этих пунктов находятся в мелководье броды на Днепре: один в четырёх, а другой в восьми верстах от Смоленска. Третьи ворота — Днепровские, обращенные к стороне реки, известны по часовне с чудотворным образом Божией Матери, сопровождавшим наши войска при движении их от Смоленска к Тарутину и обратно. Кроме этих ворот, сделаны в городской стене два пролома: один — влево от Днепровских ворот, именуемый Днепровским, а другой—в северо-восточном углу ограды, близь реки — Раченский пролом. Оба они сделаны по случаю прибытия в Смоленск Императрицы Екатерины 2-й, причём Днепровские и Малаховские ворота оказались слишком тесными для проезда придворного экипажа.
На правом берегу Днепра устроен был, по повелению Петра Великого, довольно правильный земляной кронверк, в виде прикрытия деревянного моста, служившего для сообщения города с правою стороною Днепра. Это укрепление находилось под выстрелами господствующих высот правого берега реки.
Оборона Смоленска, с восточной и западной сторон города, усиливалась речками Рачевкою и Чуриловкою (Сургановкою), текущими в глубоких крутоберегих оврагах и впадающих в Днепр у прилежащих к левому берегу Днепра предместий Раченки и Красненского. Кроме того, в самом городе текут три меньшие речки в столь же глубоких оврагах [1].
В ожидании появления неприятеля под Смоленском, генерал Раевский для обороны города разместил войска свои следующим образом: три полка 26-й дивизии: Ладожский, Нижегородский и Орловский в Красненском предместье и в прикрытом пути, правее Королевского бастиона. Два орудия поставлены для обстреливания входа в Красненское предместие. Остальные полки 26-й дивизий: Полтавский, 5-й и 42-й егерские с восемнадцатью орудиями заняли Королевский бастион. Виленский полк 27-й дивизии и несколько сот человек разных полков, выписанных из госпиталей, размещены по ограде. Четыре полка 12-й дивизий: Нарвский, Смоленский, Новоингерманландский и Алексопольский с 24-мя орудиями заняли Мстиславльское предместье. Два полка 27-й дивизии, Одесский и Тарнопольский, с двадцатью четырьмя орудиями, стали в Рославльском предместье и на кладбище впереди. 6-й егерский полк 12-й дивизии с четырьмя орудиями — в Никольском предместье. Два полка 27-й дивизии, 49-й и 50-й егерские — в резерве. Остальной полк этой дивизии, Симбирский и 12-й дивизии 41-й егерский полк, с четырьмя орудиями, были поставлены у моста на Днепре. Наконец, прибывшие к корпусу в ночь с 3-го (15-го] на 4-е (16-е) августа полки 4-го кавалерийского корпуса, Новороссийский драгунский и Литовский уланский (в состава 12-ти эскадронов), были употреблены вместе с четырьмя казачьими полками, состоявшими под командою полковника Сысоева, для наблюдения за неприятелем на левом фланге нашей позиции — пункте весьма важном, потому что неподалеку от него проходила московская дорога.
4-го (16-го) августа, в восемь часов утра, корпус Нея и резервная кавалерия Мюрата, подойдя к Смоленску по красненской дороге, остановились вне пушечного выстрела; войска Нея развернулись против Красненского и Мстиславльского предместий, левым флангом к Днепру, а правым к мстиславльской дороге; кавалерия же Груши выстроилась правее пехоты, атаковала нашу кавалерию и заставила её отступить в Никольское предместие. Между тем сам Наполеон, переночевав на архиерейской даче, именуемой Новым-Двором, в 3-х верстах от Смоленска, прибыл к корпусу Нея в 9 часов, и в то же время стали подходить войска Даву.
В самом начале сражения, Раевский получил от князя Багратиона следующую записку: „Друг мой! Я не иду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою. Держись. Бог тебе помощник!" Затем, пришла в помощь защитникам Смоленска 2-я кирасирская дивизия, но Раевский, не находя возможности употребить кирасир для обороны города, приказал им остаться на правой стороне реки. Русские войска, несмотря на чрезвычайное превосходство неприятеля в силах, успели удержаться на позиции, занятой ими впереди города. Уже день склонялся к вечеру, когда Раевский получил от прискакавшего к нему офицера известие о взятии неприятелем Королевского бастиона, и в то самое время, когда он готовился идти туда с двумя батальонами резерва, стоявшего в Мстиславльском предместье, пришло донесение через другого офицера (которого впоследствии нельзя было отыскать), что Французы овладели мостом на Днепре, где находился генерал Оленин с 4-мя батальонами. Получив эти сведения, Раевский тотчас послал два батальона резерва из Мстиславльского предместья к Королевскому бастиону, а сам, с двумя батальонами резерва, стоявшего в городе, кинулся к мосту, но по прибытии туда узнал, что там вовсе не было неприятеля и что войска Оленина стояли спокойно. Оттуда Раевский устремился с своим резервом к Королевскому бастиону, которым действительно покушался овладеть сам Ней с 46-м линейным полком, но был отбит одним из батальонов Орловского полка, под личным начальством Паскевича. В семь часов пополудни подоспели в помощь нашим войскам четыре полка 2-й гренадерской дивизии, которые, по распоряжению Раевского, поступили в резерв. Вскоре после того прибыли на место боя князь Багратион и принц Александр Виртембергский. С правой стороны Днепра подошли к Смоленску главные силы русских войск; с левой — широкою дугою опоясали город войска Наполеоновы. Но уже наступала ночь; пальба мало-помалу утихала и наконец совершенно замолкла. Неприятель, готовясь к беспощадной борьбе, отошёл от нашей позиции и расположился вне пушечного выстрела [2].
Вообще во весь день 4-го (16-го) августа неприятель ограничивался канонадою по предместьям и весьма слабыми атаками. Генерал Раевский, герой этого достопамятного боя, говорит: „Сражение под Смоленском, со всеми его переворотами, в котором я, располагая ничтожными средствами, должен был противодействовать огромным силам, есть для меня достопамятнейшее из всех действий моей военной жизни. Неисповедимый Промысл, поставя меня на край гибели, подал мне возможность к спасению. Я сражался с твёрдою решимостью погибнуть на сём посту спасения и чести; но, взвешивая с одной стороны важность выдержанного мною дела, а с другой —ничтожность потери, понесённой моими войсками, приписываю успех не столько собственным моим соображениям, сколько слабости атак Наполеона, который не воспользовался случаем решить участь русской армии и всей войны [3]"
Между тем как Раевский сражался в Смоленске, обе русские армии двигались ему в помощь. Багратион, находившийся у Катани, узнав о движении французской армии через Корытню к Смоленску, приказал снять наведённый им мост и двинул свои войска несколькими эшелонами вверх по правому берегу Днепра. Вскоре после полудня показались на высотах за Петербургским предместьем передовые его колонны, состоявшие из 2-й кирасирской дивизии; остальные войска 2-й армии собрались к вечеру. В тот же самый день, 4-го (16-го) августа, 1- я армия, выступив ещё до рассвета от Волоковой и Надвы, двинулась форсированным маршем к Смоленску и прибыла туда уже ночью. Это движение было совершено тремя колоннами; из коих одна, под начальством Тучкова 1-го (3-й, 4-й пехотные и 1-й кавалерийский корпуса), следовала от Волоковой через Лущи и Лаврову к пореченской дороге и далее к Смоленску; отряд князя Шаховского двигался от Каспли по тому же направлению; другая колонна, Великого Князя Константина Павловича (2-й, 5-й пехотные и 2-й кавалерийский корпуса), от Волоковой по прямой дороге на Приказ-Выдру и Шеломец; третья колонна (6-й пехотный корпус) — от Надвы через Чабуры и Ракитню к Смоленску; а граф Пален с арриергардом расположился у Приказ-Выдры. В этот день первая колонна сделала переход в 40 вёрст [4].
Довольно трудно понять, почему Наполеон, не успев овладеть 4 (16) августа Смоленском, где находилось в начале сражения всего 13 тысяч человек русских войск, не оставил своего намерения — атаковать на следующий день сей город, обороняемый большими силами, поддержанными целою армией. Чтобы заставить Русских очистить Смоленск и оставить расположение, занятое нами на высотах за городом, достаточно было Наполеону направить часть войск к переправе у Прудищева, что подвергало нас опасности потерять сообщение с Москвою. Вместо того, он предпринял действие, которое неминуемо требовало огромных пожертвований. По всей вероятности, причинами тому было: во-1-х, незнание свойств окрестной местности и, во-2-х, усилие вовлечь Русских в генеральное сражение во что бы то ни стало. И действительно, если бы наши полководцы, ободрённые успехом обороны Раевского, ввели на следующий день в дело все свои силы, оставив в тылу у себя большую реку, то Наполеон мог бы воспользоваться этим обстоятельством и, разбив нас в генеральном сражении, вознаградил бы с избытком понесённые им потери под стенами Смоленска. Надежда Наполеона вовлечь нас в решительное сражение отчасти исполнилась. Да и не могло быть иначе: все наши главные распорядители действий, за исключением Барклая де-Толли, полагали, что тогда уже настало время положить предел наступлению неприятеля. Не будем порицать руководившей их готовности пожертвовать собою в защиту Отечества, но, воздавая каждому должное, скажем, что Барклай имел справедливые причины воздерживать общее рвение и что осторожность его действий против решительного полководца, располагавшего почти двойными силами, была весьма основательна.
Оборона Смоленска доставляла нам некоторые выгоды до тех пор, пока неприятель ограничивался нападением на этом пункте с фронта; но коль скоро он, двинувшись вправо, обошёл бы нас с левого фланга (к чему в особенности могла способствовать переправа через Днепр у Прудищева, в 8-ми верстах от Смоленска), то занял бы важнейшее из наших сообщений — московскую дорогу. Для сохранения его следовало бы нам отступить, с тою целью, чтобы занять позицию более обеспеченную от обхода, но как мы не могли вдруг освоиться с мыслью оставления Смоленска, то наши главнокомандующие положили, с обоюдного согласия, чтобы 1-я армия обороняла сей город, а 2-я прикрыла московскую дорогу. Такое разделение войск, в виду многочисленной Наполеоновой армии, лишая нас возможности действовать решительно, непременно должно было повести к дальнейшему отступлению, согласному с планом действий, которому следовали мы с начала войны. По всей вероятности, Барклай де-Толли, принимая на себя оборону Смоленска, уже имел в виду дальнейшее отступление; напротив того, князь Багратион полагал, что должно было отстаивать Смоленск до последней крайности. „Надеюсь, — писал он Государю, — что военный министр, имея пред Смоленском готовую к действиям всю 1-ю армию, удержит Смоленск. А я, в случае покушения неприятеля пройти далее на московскую дорогу, буду отражать его" [5].
5-го (17-го) августа, в 4 часа утра, 8-й пехотный и 4-й кавалерийский корпуса 2-й армии выступили по московской дороге и, оставя арриергард против деревни Шеина-острога, в 4-х верстах от Смоленска, отошли ещё 4 версты далее, за речку Колодню; 7-й корпус, которому на смену должны были придти войска от 1-й армии, получил приказание присоединиться к прочим корпусам князя Багратиона. Для обороны Смоленска, кроме 6-го корпуса, были назначены: 27-я дивизия Неверовского, 3-я дивизия Коновницына (3-го корпуса) и 6-й егерский полк 12-й дивизии Колюбакина, оставленный Раевским в Смоленске.
Во время наступления русских армий к Рудне, генерал Дохтуров заболел горячкою, и хотя болезнь его успели перервать, однако он чувствовал себя весьма слабым. В таком положении находился он, когда решено было оборонять Смоленск. Надлежало избрать главного защитника, и выбор пал на Дохтурова. Барклай де-Толли послал спросить у него, позволит ли ему здоровье его взять на себя оборону Смоленска? Дохтуров радостно изъявил готовность. «Братцы, — сказал он своим приближённым, — если умереть мне, так лучше умереть на поле чести, нежели бесславно на кровати» [6]. Хладнокровный, бесстрашный воин с честью выдержал испытание — сражаться целый день в челе 20-ти тысяч Русских против 140 тысяч войск Наполеона, из которых, по свидетельству самих Французов, было введено в бой не менее 45-ти тысяч человек.
Генерал Дохтуров, находясь с своим корпусом ввечеру 4-го (16) августа, у селения Дивас, близ Ракитни, получил уже поздно приказание — идти к Смоленску и до рассвета сменить корпус Раевского.
Все тяжести велено было оставить на правом берегу Днепра. Посты, занимаемые войсками 7-го корпуса, были переданы генералом Паскевичем и офицерами свиты Его Величества по квартирмейстерской части (генерального штаба) обер-квартирмейстеру 6-го корпуса Липранди, с объяснением выгод и неудобств каждого пункта. Затем, ещё до рассвета, войска, назначенные для обороны Смоленска, расположились на указанных местах, а 7-й корпус выступил из города постепенно, по мере смены частей его войсками Дохтурова, которые были размещены следующим образом (план сражения при Смоленске,5-го (17) августа ): 24-я дивизия Лихачёва, на правом крыле, занимала Красненское предместье и Королевский бастион; 7-я дивизия Капцевича, в центре, назначена для обороны Мстиславльского и Рославльского предместий; 27-я дивизия Неверовского и 6-й егерский полк стали на левом крыле в предместьях Никольском и Раченке; впереди левого фланга их, близь Днепра, расположились Иркутский, Сибирский и Оренбургский драгунские полки с небольшим числом казаков, под начальством генерал-майорa Скалона; 3-я дивизия Коновницына поставлена в резерве близь Малаховских ворот. Часть артиллерии, находившейся при войсках, была размещена: в Королевском бастионе, на террассе Малаховских ворот, в башнях ограды и в предместье Мстиславльском. Для сообщения с правым берегом Днепра, устроены были, кроме постоянного моста, ещё два понтонных. Сильные батареи, по приказанию Барклая де-Толли, были поставлены на правом берегу Днепра, выше и ниже Смоленска, для обстреливания неприятельских войск с фланга, в случае наступления их против западной или восточной стороны города [7].
Вечером 4-го (16) августа, после боя, выдержанного Раевским, неприятельские войска были расположены следующим образом: на левом крыле, против Красненского предместья, три дивизии Нея; в центре, против Мстиславльского и Никольского предместий, пять дивизий Даву; на правом крыле, против Раченки, две дивизии Понятовского, и ещё правее, близь Днепра, три кавалерийских корпуса Мюрата. В резерве центра стояла гвардия. Число этих войск простиралось до 140 тысяч человек [8]. Корпус вице-короля находился тогда ещё между Красным и Корытнею, а корпус Жюно, назначенный для поддержания Понятовского, сбился с дороги и прибыл к Смоленску уже вечером: в обоих этих корпусах было 40 тысяч человек [9].
С рассветом 5-го (17) августа началась перестрелка в предместьях; по мере сгущения французской передовой цепи, усиливалась и наша, огонь постепенно сделался живее. В восемь часов утра Дохтуров сделал довольно сильную вылазку из города в предместия и вытеснил оттуда, почти без сопротивления, неприятеля в поле. Наполеон ограничивался перестрелкою, надеясь выманить русскую армию на левую сторону Днепра [10]. В десять часов Барклай де-Толли приехал в Смоленск и пробыл около часа на террасе Малаховских ворот, где находился и Дохтуров; оттуда можно было обозревать окрестную местность на довольно большое пространство. Полки 24-й дивизии Лихачёва, стоявшие вправо от этого пункта, сформированные из Сибиряков, в первый раз дравшихся с Французами, беспрестанно кидались вперёд, несмотря на многократные приказания — не выходить из черты предместий. Лишь только приближались неприятельские стрелки, наши выбегали навстречу; раздавалось „ура" и все усилия начальников умерить рвение солдат были напрасны.
До трёх часов пополудни бой ограничивался перестрелкою и канонадою. Изредка с нашей стороны, заметив кое-где скопление неприятелей, пускали в них ядра и гранаты с городских стен; со стороны же Французов вовсе не стреляли по городу, и потому в нём господствовало совершенное спокойствие. Наполеон все ещё надеялся, что Русские, владея Смоленском и сохраняя возможность переправляться через Днепр под защитою крепких стен, перейдут через реку и дадут генеральное сражение для спасения города. Действительно, на левом крыле нашей позиции была плоская возвышенность (плато), прикрытая оврагом и весьма удобная для построения на ней войск в боевой порядок. Наполеон предполагал развернуть там кавалерию, но оставлял её в бездействии с умыслом, чтобы выманить русскую армию на это пространство. Ожидания его не сбылись. Барклай де-Толли не вступил в решительное сражение для спасения Смоленска, а отдал его в жертву дорогою ценою.
Около полудня, Наполеон, получив донесение с правого фланга своей позиции о движении значительных сил русской армии по московской дороге, отправился к селению Шеину-острогу и убедился лично в отступлении князя Багратиона. Таким образом, удостоверясь, что мы не имели намерения дать генеральное сражение, он предполагал переправиться через Днепр выше Смоленска и обойти нас с левого фланга. Но для этого требовалось перейти реку со всею армией в брод, потому что если бы Французы стали где-либо наводить мосты, то Русские встретили бы их значительными силами у избранного для переправы места; либо, пройдя через Смоленск, направились бы во фланг и тыл французской армии: во всяком случае, устройство мостов требовало столько времени, что мы имели возможность уклониться от сражения и отступить по московской дороге. Наполеон, сообразив все эти обстоятельства, послал несколько разъездов для отыскания бродов, но Французам не удалось найти их. Оставалось — овладеть Смоленском.
Между тем как впереди форштатов продолжалась перестрелка, Дохтуров, отобедав на террасе, тут же лёг отдохнуть под навесом из какой-то двери, отысканной артиллеристами, стоявшими на этом посту с 4-мя орудиями. Весь корпусный штаб, кругом своего командира, проводил время в веселой беседе, не помышляя о близкой опасности. В числе находившихся там офицеров был только что поступивший в наш генеральный штаб прусской службы капитан, барон Люце, который, от времени до времени, посматривая в зрительную трубу, внезапно заметил необыкновенное движение в кустарниках за форштатом. В это самое время, около трёх часов пополудни, возвратился к Малаховским воротам из передовой цепи правого крыла полковник Монахтин. „Кажется Французы зашевелились," — сказал он. Едва успел он произнести эти слова, как у неприятеля, против нашего правого фланга, взвилась ракета и появились на горизонте густые тучи французских войск. Через несколько минут взлетела другая ракета, потом третья и, вместе с тем, около двухсот ядер и гранат из батарейных орудий посыпались в город; несколько из них попали в террасу. Эта канонада была предвестием наступления Французов.
Дело началось атакою кавалерийской дивизии Брюйера на нашихдрагун, которые, будучи опрокинуты, отступили в беспорядке через Малаховские ворота в город. Здесь погиб генерал Скалон. Вслед за тем, Понятовский выдвинул в первую линию свою пехоту против Никольского предместья и Раченки, правым флангом к Днепру, и расположил у самого берега реки батарею в 60 орудий для обстреливания устроенных Русскими мостов и для противодействия русской батарее подполковника Нилуса, действовавшей с правой стороны Днепра. От множества гранат, пущенных неприятелями в предместья Раченку и Никольское, они загорелись в нескольких местах. Войска Понятовского, пользуясь тем, ворвались в пылающие предместия; здесь в рукопашной схватке заколот польский генерал Грабовский [11]. Поляки, достигнув подошвы городских стен, покушались на штурм, но не имея лестниц, были отбиты с огромным уроном. Дивизионный генерал Зайончек, шедший в голове своих колонн, был ранен.
В продолжение этих действий, Ней овладел Красненским предместьем и выстроил дивизию Маршана против Королевского бастиона; но не атаковал это укрепление, считая его сильнейшим, нежели оно было в действительности.
Между тем Наполеон готовился повести главную атаку войсками Даву, в центре нашей позиции, на Малаховские ворота. Дивизии Морана, Гюденя и Фриана, не подверженные фланговому огню наших батарей, на правом берегу Днепра устроенных, после упорного боя едва не овладели Мстиславльским и Рославльским предместиями, откуда Капцевич и Коновницын отступили в город. Здесь был убит в цепи стрелков генерал-майор Балла. Оборона городской стены представляла неприятелю почти неодолимую преграду, но мы не могли действовать с надлежащею силою, потому что стены вовсе не были приспособлены ни к расположению за ними орудий, ни к занятию их пехотою.
Настойчивость неприятельских атак заставила Дохтурова послать к Барклаю де-Толли, находившемуся на правой стороне реки, с просьбою о помощи. Барклай отвечал присланному к нему обер-квартирмейстеру 6-го корпуса: „Передайте Дмитрию Сергеевичу, что от его „мужества зависит сохранение всей армии" и послал в подкрепление Дохтурову 4-ю дивизию принца Евгения Виртембергского и лейб-гвардии Егерский полк. Но между тем неприятель сделал новые усилия для овладения городом: Наполеон приказал генералу Сорбье подвести к стенам Смоленска 36 батарейных орудий гвардейской резервной артиллерии; вообще же против городской ограды выставлено было более полутораста орудий. Огонь их, направленный против крепких смоленских стен, не произвел никакого действия. Если бы неприятель сосредоточил свои выстрелы против башень, несравненно менее прочных, то успел бы пробить бреши. Несравненно больший вред наносили нам снаряды, попадавшие в верх стены либо перелетавшие через неё в город: первые разбивали зубцы и поражали осколками камней войска, находившиеся за оградою; а другие производили в городе пожары, попадали в наши колонны, стоявшие в улицах и на площадях, и убивали жителей. В пять часов пополудни Наполеон приказал маршалу Даву штурмовать город. Французы отважно пошли на приступ и едва не овладели Малаховскими воротами,но в это самое время подоспел в помощь к Дохтурову принц Евгений Виртембергский.
Находясь при Барклае де-Толли, на правом берегу Днепра, в продолжение отчаянной обороны смоленских предместий, принц Евгений склонил главнокомандующего отрядить в город 4-ю дивизию и вызвался тотчас поехать туда, чтобы убедиться лично в положении дела. Едва успел он миновать мост, как попал в густую толпу раненых, уходивших через город с места побоища; тысячи страдальцев с разрубленными лицами, с истерзанными членами, которых путь был обозначен струями крови, наполняли улицы между пылающими строениями; а неприятельские ядра и гранаты, поражая искавших спасения и устилая город их трупами, увеличивали общее смятение. Достигнув Малаховских ворот, принц нашёл там Дохтурова под жесточайшим градом снарядов, падавших густою тучею. Находившийся там же Коновницын действовал с необыкновенным рвением, но изъявлял безнадёжность удержаться в городе. Принц Евгений поспешил навстречу своей дивизии и, по прибытии в город, тотчас отрядил Тобольский и Волынский полки к Раченке, где они должны были вместе с гвардейскими егерями, стоявшими в резерве левого крыла, и с войсками 12-й и 27-й дивизий удерживать Понятовского. Кременчугский и Минский полки были посланы на правый фланг нашей позиции, в помощь 24-й дивизии Лихачёва, и вступили в жаркий бой. Сам же принц Виртембергский с 4-м егерским полком и генерал Коновницын с частью своей дивизии кинулись на неприятелей, приступавших к Малаховским воротам, и опрокинули их. На этом пункте продолжался жесточайший огонь; прислуга и лошади наших четырёх орудий, здесь стоявших, были истребляемы и сменяемы несколько раз; немногие лишь из находившихся при Коновницине остались невредимы; сам он, раненный пулею в руку, не оставлял поля сражения и даже не позволил сделать себе перевязки до самого окончания боя. Достойный сподвижник его, принц Евгений, устремился с своими егерями из Малаховских ворот в прикрытый путь, занятый Французами; первые ряды его колонны пали под пулями густой неприятельской цепи; но это не остановило храбрых: батальон, шедший в голове полка, под командою майора Гейдекена, выбил неприятеля штыками из прикрытого пути. Не менее удачно русские войска отбивали многократные атаки Поляков в Раченке.
Наполеон, убедясь в невозможности взять город приступом, ограничился сильною канонадою. Более ста орудий, преимущественно гаубиц, бросавших разрывные снаряды, действовали несколько часов по городу, распространяя в нём пожары и опустошение. Русские войска, охваченные спереди неприятелем и сзади пламенем, продолжали мужественно отстаивать пепелище родного города. В 7 часов пополудни Французы снова покушались на штурм и снова были отбиты. На правом крыле нашей позиции, в Красненском предместье, они действовали с лучшим успехом, но, наконец, были выбиты и оттуда 30-м и 48-м егерскими полками дивизии Олсуфьева, присланными главнокомандующим в помощь Лихачёву. В девять часов канонада смолкла на всех пунктах. Войска наши расположились за городскою оградою, выслав стрелковые цепи в прикрытый путь и предместья [12].
Во всё продолжение боя, в день 5-го (17-го) августа, Смоленск представлял зрелище ужасное и трогательное. Смоляне, за несколько дней пред тем успокоенные сперва отзывом Барклая де-Толли к смоленскому губернатору Ашу о намерении защищать Смоленск до последней крайности [13] и соединением обеих русских армий, а потом наступательными их движениями, считали себя совершенно безопасными. Оборона предместий Раевским, в продолжение которой ни одного неприятельского ядра не было пущено в город, заставила удалиться лишь немногих из его жителей, устрашённых сближением Наполеоновой армии; прочие все не оставляли жилищ своих, в надежде на силу защитников города. Когда же на Смоленск внезапно обрушились военные громы, когда запылали дома, когда жители, их жены и дети сделались жертвами войны, страх и отчаяние овладели Смолянами: одни из них бежали, не зная где искать пристанища; другие, собравшись в храмах Божиих, прибегали к источнику сил и утешения — тёплой молитве. Среди тысячи смертей, носившихся над Смоленском, совершалось во всех церквах всенощное бдение накануне праздника Преображения Господня. В сумерки чудотворный образ Смоленской Божией Матери был вынесен из города и вручен войскам, как священный залог победоносного возвращения их в древний город, обречённый временно в жертву [14].
После дня, ознаменованного гибелью многих тысяч людей и опустошением столицы древнего русского княжества, настала ночь не менее страшная. Барклай де-Толли, не имея возможности продолжать оборону пылающих развалин Смоленска, приказал Дохтурову очистить город. Говорят, будто бы войска наши, те самые войска, которые, защищая его, готовы были пролить последнюю каплю крови своей, усиливали при отступлении пожар поджогами. При совершенном безветрии, пламя подымалось высоким столбом, над которым клубились огромные тучи дыма, представляя, по выражению Наполеона, зрелище, подобное извержению Везувия [15].
Войска Дохтурова вышли из города за два часа до рассвета, увезли через объятые пламенем улицы артиллерию и уничтожили мосты на Днепре. Ожесточение, с каким сражались наши воины в достопамятный день 5-го (17-го) августа, превосходит всякое вероятие: раненые, не чувствуя боли от нанесённых им язв, оставались в пылу боя, исходили кровью и падали от истощения сил. Наполеон принуждён был ввести в дело значительную часть своих войск против корпуса Дохтурова, который со всеми прибывшими к нему подкреплениями считал в рядах своих не более 30-ти тысяч человек. Со стороны неприятелей отличились особенною отвагою и понесли большой урон польские войска Понятовского. Вообще потери обеих сторон были велики, но нет никакой возможности показать их в точности по чрезвычайному разногласию материалов, могущих служить тому основанием. Сегюр, Ларрей, Тьер считают урон Наполеоновых войск от 6-ти до 7-ми тысяч человек; Шамбре в 12 тысяч; принц Евгений Виртембергский от 10-ти до 12-ти тысяч; в бумагах, отбитых у неприятеля, более 14-ти тысяч. Бутурлин полагает, что в сражениях под Смоленском выбыло у Наполеона из фронта около 20-ти тысяч человек. В числе убитых был (как уже сказано) генерал Грабовский. В числе раненых: генералы: Зайончек, Грандо и Дальтон [16]. С нашей стороны, в донесении Государю Барклая де-Толли, показано число убитых и раненых в 4 тысячи человек, в числе первых были (как уже сказано) генералы Скалон и Балла. Бутурлин, согласно с Толем, пишет, что наш урон 5-го августа простирался до 6-ти тысяч, а в ведомости убитым, раненым и без вести пропавшим в сражениях против Французов 1812 года, подписанной дежурным генералом Кикиным, показан урон вообще в делах 4-го, 5-го, 6-го и 7-го августа, и потому нельзя сказать наверно, как велики были наши потери при обороне Смоленска. Но судя по ходу дела, можно безошибочно заключить, что неприятель, действуя большею частью наступательно против русских войск, прикрытых строениями и стенами, должен был понести урон не менее нашего [17].
Между тем как русские войска выступали из Смоленска, Наполеон, не зная о том, готовился снова штурмовать город на следующий день; для главной атаки назначена была дивизия Фриана, корпуса Даву. Таким образом, уже потеряв значительное число войск, 4-го (16-го) и 5-го (17-го) августа, Наполеон предполагал продолжать кровопролитную борьбу для овладения опустошённым городом. Непонятно, какую важность для него мог иметь Смоленск. Единственною причиною, побуждавшею Наполеона к новому штурму, было опасение невыгодного влияния, которое могли оказать на Французов неудавшиеся покушения овладеть городом. Очевидцы рассказывают, что ввечеру 5-го (17-го) августа, на бивуаках, старые офицеры, бывшие в египетской экспедиции, сравнивали Смоленск с Сен-Жан-д'Акром, где Наполеон впервые претерпел неудачу [18]. Ярко блистала звезда Наполеона, но малейшее уменьшение её блеска обнаруживало пред лицом Света возможность её падения и разрушало очарование, которому завоеватель столь много был обязан своими успехами.
Упрекали Барклая де-Толли в том, что он, предприняв оборону Смоленска, без всякой вероятности отстоять его, понёс большой урон и подавал возможность неприятелю отрезать 1-ю армию от главнейшего из её сообщений. Всё это справедливо, но мог ли он действовать иначе? Обороняя Смоленск, он оборонял святыню русского народа. После продолжительного отступления, причину и выгоды которого понимали весьма немногие, надлежало дать какое-либо удовлетворение народной гордости, любви к Отечеству, готовности к самоотвержению — этим высоким чувствам народа и войска. Несмотря на важную услугу, оказанную России Барклаем де-Толли, сохранившим армию для спасения Государства, положение его в эту эпоху было таково, что он не мог долее оставаться главнокомандующим, не утвердив колебавшейся доверенности своих войск. С этою целью дано было двухдневное сражение под Смоленском, и никто из Русских ни тогда, ни в последствии не упрекал в этом Барклая де-Толли; а, напротив того, многие полагали, что надлежало продолжать оборону Смоленска [19]. Без всякого сомнения, мы вернее могли достигнуть своей цели, —ослабления нeпpиятельской армии, отступив ещё далее внутрь страны, нежели подвергая участь войны сомнительному успеху боя с Наполеоном. Но если бы мы отступили, не сразившись под Смоленском, то совершенно обнаружили бы свой план действий; и тогда легко могло случиться, что Наполеон, предостережённый насчёт наших видов, оценил бы вполне опасность дальнейшего преследования и не пошёл бы далее. Напротив того, усилия и пожертвования, нами сделанные для защиты Смоленска, подали Наполеону повод заключить, что мы не пощадим ничего для преграждения ему доступа к Москве, и тем дадим ему случай одержать одну из побед, которыми он решал судьбу войны.
Самый образ действий Барклая де-Толли, колебавшегося между мерами, внушёнными собственною осторожностью, и общим порывом войска к решительным действиям, должен был увлечь — и действительно увлёк — Наполеона далее, нежели следовало. Замечая жажду Русских к бою, которая не раз ставила нас в весьма опасное положение, он не терял надежды воспользоваться каким-либо неосторожным шагом с нашей стороны для нанесения нам решительного удара.
Причины, побудившие Барклая де-Толли прекратить оборону Смоленска, были весьма основательны. Упорствуя долее удерживаться на сём пункте, мы подвергались опасности быть отброшенными от московской дороги, которую не могла отстаивать 30-ти тысячная армия Багратиона. Неприятель, по занятии предместий Смоленска, получил возможность анфилировать мосты на Днепре и угрожал пресечь совершенно как сообщение армии с городом, так и отступление его защитников [20] К тому же на месте Смоленска оставались одни развалины: из 2,250 обывательских домов уцелели только 350. Гораздо труднее объяснить — к чему Наполеон готовился штурмовать город, не имевший для него никакой особенной важности. Ежели бы он, выждав присоединения 40 тысяч человек вице-короля и Жюно и сосредоточив под Смоленском до 180-ти тысяч войск, направил большую часть их вверх по реке к Прудищеву, то мы были бы принуждены очистить Смоленск либо потеряли бы сообщение с Москвою.
В полночь с 5-го (17-е) на 6-е (18-го) августа войска 1-й Западной армии, находившиеся непосредственно за Смоленском, отошли на позицию, где вся армия расположилась по обе стороны пореченской дороги, левым флангом к селению Крахоткину. В то же время войска, оборонявшие Смоленск, начали постепенно сниматься с занимаемых ими пунктов и переходить через реку; последние из них, под начальством принца Евгения Виртембергского, переправясь в четыре часа утра, развели плавучие мосты и зажгли постоянный. Барклай де-Толли не успел составить диспозицию для очищения Смоленска и от этого случилось, что в Петербургском предместье и на правом берегу Днепра не было оставлено арриергарда для обеспечения переправы последних защитников города. Но хладнокpoвиe и находчивость частных начальников поправили дело. Дивизии Коновницына и принца Евгения вышли последними. Коновницын, выступая из Смоленска, озабочен был, в одно и то же время, и сохранением порядка в отступавших войсках, и участью Смолян, уходивших из города с воплями отчаяния; здесь — герой Коновницын явился ангелом-утешителем несчастных: одним из них давал деньги, других ободрял словом участия, стариков и детей приказывал сажать на лафеты. С ним состязался в деле добра столь же мужественный защитник Смоленска, Дохтуров [21].
Коновницын, выйдя из Петербургского предместья, оставил там своих егерей, 20-го и 2 -го полков, для прикрытая отступления 4-й пехотной дивизии принца Виртембергского; к ним примкнули 30-й и 48-й егерские полки 7 дивизии. Пропустив 4-ю дивизию, Коновницын приказал своим егерям отойти вслед за прочими его войсками. Между тем войска 2-й и 27-й дивизий, исполняя приказание, повернули вправо на московскую дорогу и пошли на соединение с князем Багратионом. Словом сказать, все частные начальники, предоставленные самим себе, направили вверенные им полки кратчайшим путём к войскам, в составе которых они находились; а для обороны предместья и берега Днепра оставались только 30-й и 48-й егерские полки 7 дивизии, да и те, вовсе не ожидая встречи с неприятелем, стояли оплошно.
В это самое время, Ней, полагая Петербургский форштат совершенно очищенным, послал один виртембергский батальон, вслед за ним две португальские роты, вброд через реку. Егеря 7-й дивизии, занимавшие кронверк и предместье, были выбиты в поле. Тогда Барклай де-Толли, находившийся неподалёку, приказал егерской бригаде Коновницына возвратиться; в то же время неприятельские войска были усилены 4-мя виртембергскими батальонами, но наши егерские полки обеих дивизий, 4-й и 7-й, под начальством Коновницына и Толя, кинувшегося вперёд с ближайшим к неприятелю батальоном, ударили в штыки и оттеснили неприятелей за Днепр. Вместе с тем новый арриергард, составленный из 14-ти егерских батальонов, 2-гo и 4-го пехотных корпусов и 16-ти эскадронов Сумского иМариупольского и гусарских полков, под начальством генерал-адъютанта барона Корфа [22], занял предместье и завязал с неприятельскими егерями, занимавшими левый берег Днепра, перестрелку, продолжавшуюся до самой ночи. Французская лёгкая кавалерия также покушалась перейти вброд через реку, ниже города, но была опрокинута войсками 2-го корпуса. Услеху его много содействовала артиллерия, весьма искусно расположенная на высотах правого берега. К вечеру весь форштат был объят пламенем; наши солдаты укрывались в садах, но и там жар усилился до того, что фрукты на деревьях были совершенно испечены. Солдаты, лакомясь ими, говорили между собою: „Не поверят нам дома, что в Смоленске мы снимали с деревьев печёные яблоки" [23]. Французы, пользуясь огненною преградою, отделявшею их от русских войск, защищавших форштат, утвердились в кронверке, а в следующую ночь возобновили разрушенный мост и навели два моста на судах [24].
Положение последних защитников Смоленска, укрывавшихся в обгорелых строениях предместья, было весьма затруднительно, но оно казалось завидным прочим войскам, удалявшимся от города с глубокою скорбью. В особенности же те, которым не удалось участвовать в обороне святыни Смоленска, не скрывали своего желания продолжать дело, начатое их сослуживцами. Сам Багратион писал накануне к Барклаю, требуя, чтобы 1-я армия не только удерживала Смоленск, но и перешла от обороны к наступлению. По мнению Багратиона, следовало, заставя неприятеля ослабиться безуспешными приступами, перевести войска через реку, пройти через город и довершить победу решительным нападением. К сожалению, содержание этого письма не было сохранено в тайне, и потому приказания Баркла я— очистить город и уничтожить мосты — возбудили неудовольствие в главной квартире армии. Многие из генералов гласно изъявляли своё мнение о необходимости продолжать оборону Смоленска; другие полагали, что неприятель уже достаточно ослаблeн и что настало время воспользоваться рвением наших войск и атаковать Наполеонову армию. Делодошло до того, что некоторые из старших генералов (и в числе их Беннигсен) решились отправиться к главнокомандующему и требовать от него отмены сделанных им распоряжений. Хотя хладнокровный, непоколебимый Барклай де-Толли умел поддержать дисциплину, нарушенную его ближайшими сподвижниками, однако же легко было предвидеть, что сила обстоятельств вскоре потребует назначения нового главнокомандующего [25]. Сам Барклай де-Толли возлагал свои надежды преимущественно на диверсии Тормасова и графа Витгенштейна [26].
Обратимся к изложению дальнейших событий.
Утром 6-го (18) августа, в то самое время, когда 1-я армия, очистив Смоленск, расположилась к северу от Петербургского предместья, 2-я армия, по присоединении к ней войск, остававшихся в городе, выступила с реки Колодни, по московской дороге, к Соловьёвой-переправе. По соглашению обоих главнокомандующих, положено было, чтобы князь Багратион оставил сильный appиepгард у Заболотья, против Прудищевского брода, для прикрытия московской дороги. Но вместо того, близ Прудищева оставлены были только четыре казачьих полка под начальством генерал-майора Карпова; за ними — ещё далее от Смоленска — расположился князь Горчаков с гренадерами графа Воронцова и с гусарами Васильчикова, которым было приказано: „следовать за движением 2-й армии, кактолько покажутся вблизи их головные войска 1-й армии".
По занятии неприятелем Смоленска, утром, 6-го (18) августа, Наполеон, въехав через Никольские ворота в город, остановился в доме, помещика Каховскдго, и тотчас же отправился глухими улицами к Днепропетровским воротам. Войдя в церковь над воротами он из запертых стеклянных дверей обозревал противолежащий берег, откуда две русские пушки, стреляя по городу, наносили большой вред неприятелю. Наполеон, вту же минуту, приказал втащить в церковь два орудия и, поставя их в дверях, открыл по нашим пушкам пальбу и заставил их замолчать. Заметив, что наши стрелки продолжали отстреливаться с правой стороны реки, он вышел из церкви и приказал в небольшом расстоянии оттуда, на земляном валу, поставить ещё 4 орудия,между тем как французская пехота рассыпалась за оградою приречной стороны и перестреливалась с нашими егерями. Обозрев берега Днепра и приказав генералу Эбле навести мосты, Наполеон отправился на свою квартиру [27]. Город представлял ужасное зрелище: среди пылающих строений и обгорелых развалин все улицы были завалены телами и ранеными; некоторые из страдальцев, с напряжением последних сил, успели укрыться, вместе с женщинами, стариками и детьми в смоленском соборе. Французы вошли в Смоленск не так, как они входили прежде в города, завоёванные их оружием: они испытали тягостное чувство, убедясь на деле, что мы оставляли им в добычу одни лишь развалины и что Россия будет для них второй Испанией [28].
Между тем как Наполеон, заняв Смоленск, принуждён был обратить всё внимание на удовлетворение нужд многочисленной своей армии, Барклай де-Толли, видя приготовления неприятеля к устройству мостов на Днепре, не мог долее оставаться на позиции, занятой им к северу от Смоленска, а должен был перевести, как можно поспешнее, свои войска с петербургской на московскую дорогу. Для достижения этой цели, ему следовало воспользоваться моментом, когда Французы ещё не успели навести мостов: именно — совершить фланговое передвижение армии в продожение 6-го (18) августа. Если бы он мог, снявшись со своего расположения на пореченской дороге, тотчас перейти на путь, ведущий к Москве, то отступление вверенной ему армии было бы ни мало не затруднительно. Но поскольку неприятель уже занимал Смоленск и левый берег Днепра в соседстве этого города, а дорога из Смоленска в Москву вначале проходит вдоль правого берега на протяжении 5-ти вёрст, то чтобы не подвергнуть войска действию неприятельской артиллерии с левого берега, в продолжение из марша на всём этом пространстве, Барклай де-Толли решился совершить передвижение своей армии с петербургской на московскую дорогу по просёлочным путям, двумя колоннами: одна должна была выйти на московскую дорогу близь Лубина, а другая, в два марша, у Соловьёвой-переправы, где предполагалось соединить обе колонны.
С первого взгляда кажется, что нам следовало начать отступление от Смоленска немедленно по выступлении из сего города, то есть, пользуясь темнотою ночи с 5-го (17) на 6-е (18) августа или, по крайней мере, на следующий день, потому что неприятель, отделённый от нас рекою с неизвестными ему бродами, тогда ещё не мог ни узнать вовремя о нашем отступлении, ни преследовать нас значительными силами. Но должно принять во внимание: во-1-х, что русская армия сделала 4-го (16) августа форсированный марш; во-2-х, что в следующую ночь, с 4-го (16-го) на 5-е (17-е), корпус Дохтурова сменил Раевского в Смоленске; в-3-х, что весь день 5-го (17-го) августа более трети армии участвовало в упорном, утомительном бою; и в-4-х, что эти войска не могли выступить из Смоленска ранее 4-х часов утра 6-го (18-го) августа. Сообразив все эти обстоятельства, нельзя не сознаться в том, что если бы Барклай начал отступление 6-го (18-го) августа, немедленно по очищении Смоленска, то изнурил бы и совершенно расстроил свою армию. Такого напряжения сил можно требовать от войск при наступательных действиях, и пример тому находим в движении Суворова навстречу Макдональду перед сражением при Требии. Но после продолжительного, упорного боя, уступив неприятелю поле сражения, не должно подвергать войск подобному испытанию, которое может повлечь за собою упадок их духа. Не подлежит сомнению, что Барклай де-Толли мог занять заблаговременно московскую дорогу частью своей армии, не бывшею в сражении при Смоленске, но он считал эту предосторожность излишнею, потому что охранение этого пути было вверено Багратиону.
Наполеон не воспользовался невольным бездействием Барклая де-Толли в продолжение 6-го (18-го) августа. Причиною тому был совершенный недостаток в сведениях о местности и русских войсках. Французы, вторгнувшись в неприятельскую страну, где при появлении их исчезало всё народонаселение, не имели ни шпионов, ни проводников, и потому, не зная выгод своего положения, не могли ими воспользоваться, Неприятели не отыскали бродов на Днепре, выше Смоленска, несмотря нато, что при засухе, наставшей в начале августа, их было очень много. Наконец — Наполеон не знал, куда именно отступали наши войска, и, заметя движение Багратиона по московской дороге, мог предполагать, что 1-я Западная армия направилась вслед за 2-ю. Неимение этих данных не позволило Французам действовать с надлежащею быстротою. Наполеон был принуждён выжидать, медлить, действовать как бы ощупью, и тем дал время Барклаю уклониться от угрожавшей ему опасности [29]
Читать ещё:
Глава Ⅸ. Наступательные действия русских армий под Смоленском. ← пред. • след. → Глава Ⅺ. Сражение при Лубине (или при Валутиной-горе).Приложения
“История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам”
Генерал-майор Богданович Модест Иванович
Санкт-Петербург
1859 г.
Создание сайта Наумов-Готман С. В.
LitObr@ya.ru
2021 - 2022 гг.